Собачья радость

— Слышь, мужик, — продолжал абориген наступление, — у тебя пятьдесят рублей, наверное, есть. Мне очень срочно нужно пятьдесят рублей. Жене, понимаешь, на лекарство.

— Ксении Петровне? — ехидно уточнил Маркиз. — Это которая очень грубая женщина?

Это было большой ошибкой. Мутные глаза небритого аборигена налились кровью, и он угрожающе придвинулся к Маркизу, дыша на него застарелым сельскохозяйственным перегаром.

— Ты, блин, откуда Ксению знаешь?

Ты ваще кто такой? Я тебя первый раз в жизни вижу, а ты, блин, к моей Ксении подкатываешься? Ходют тут, понимаешь, городские…

Маркиз совершенно не опасался этой пьяной злобы и не хотел приближаться к аборигену только из чисто гигиенических соображений. Зная, как легко сознание у таких людей переключается на любой новый объект, он вытащил из кармана голубую пятидесятирублевую бумажку и, помахав ею перед носом своего оппонента, проговорил гнусавым голосом эстрадного гипнотизера:

— Пятьдесят рублей!

Абориген немедленно забыл все свои прежние обиды. Он следил печальными выразительными глазами спаниеля за вожделенной бумажкой и тихонько поскуливал, усиливая свое сходство с симпатичной собакой. Наконец, громко сглотнув, он простонал:

— Ребенку на лекарство… Как брата прошу…

Продавщица Зина, негромко обсуждавшая со своим коллегой моральные качества некой Аньки, оторвалась на мгновение от этого увлекательного разговора и бросила Маркизу:

— Никаких детей у этого тухлого анчоуса нет! Вообще-то, конечно, это ваше дело!

— Не слушай ее, — горячо прошептал абориген, — она такая грубая! Давай, давай скорее деньги!

— Утром — стулья, вечером — деньги, — безжалостно заявил Маркиз, — сначала расскажи, что ты видел!

— Это насчет чего ты интересуешься? — засуетился абориген. — Ты мне только это, намекни главное, я тебе живо все что надо вспомню. Насчет чего тебе вспомнить надо?

— Аварию видел на шоссе, около самого поворота? Месяц примерно назад? — задавая свой вопрос, Леня не был уверен, правильно ли он поступает: его собеседник сейчас готов был вспомнить что угодно, но достоверность его воспоминаний близка к нулю.

— А как же, видел, все как есть видел! — заторопился мужичок. — Аккурат возле самого поворота, где шоссейка кругалем загибается, ка-ак сшиблися они — и оба в лепешку!

— Хорошо ты все разглядел? — недоверчиво поинтересовался Маркиз. — Светло было?

— Светло, светло, хорошо было видно!

Прямо вот как тебя сейчас вижу, так и тогда!

— Как же светло, когда ночь уже была?

Абориген почувствовал, что ляпнул что-то не то, и сильно засмущался:

— Ну это, перепутал маленечко… Это, значится, я не про ту аварию вспомянул…

Ты мне, это, намекни маленечко, что да как, я тебе живо все расскажу… Главное, пятьдесят рублей, это.., мамаше старенькой на лекарство…

Вредная Зинаида снова отвлеклась от разговора и, поджав губы, проинформировала Маркиза:

— Он детдомовский, нету у него, хека консервированного, никакой мамаши! Хотя, конечно, деньги ваши, что хотите, то с ними и делайте.

— Не слушай ты Зинку, — абориген явно повторялся, — грубая она!

— А как же ты на ней только что жениться хотел? — ехидно поинтересовался Маркиз. Он понял, что совершенно зря приехал в эту придорожную деревеньку и никакой полезной информацией здесь не разживется.

— Я? На Зинке жениться? — изумленно проговорил абориген. — Да ты что, мужик! С дуба, что ли, рухнул? Я же женатый! Да Зинка, это такая инфузория — кого хошь живьем загрызет! Ну ты, мужик, это, пятьдесят рублей не забудь, как брата прошу! Мне сестренке родной на лекарство надо, младшенькой! Она мне все равно что дочка, я ее на руках вынянчил!

— И грудью выкормил, — вставила реплику грубая Зинаида, обидевшись на «инфузорию».

— Я же тебе сказал, — Маркиз демонстративно сложил купюру и спрятал в нагрудный карман, — утром — стулья вечером — деньги. Если вспомнишь про ту аварию, что была здесь на повороте шоссе в начале апреля, получишь полтинник…

— Ну эти городские, — проскрипел расстроенный абориген, — ну козлы! Сами не знают, чего хотят! Все им не то, все им не это! Рассказал ему про аварию — недоволен, другую ему, видишь ли, подавай! Сам не знает, чего нужно! Как тот мужик, тоже городской, машину ловил, ловил, а как остановится — все ему не то, отпускает, пока того «жигуленка» не остановил… Доостанавливался! Не вертел бы носом, жив остался…

— Постой-постой, это ты про что говоришь? — оживился Леня. — Какой мужик машину ловил? Когда это было?

— Какой мужик? Вроде тебя, городской, — ответил недовольный абориген, — мордатый, в хорошей куртке… А когда было… Да аккурат Васька Морозов навоз на третье поле возил…

— Когда в ваших краях происходит это знаменательное событие? — осведомился Маркиз у работников прилавка, по-прежнему увлеченных обсуждением чужих недостатков.

— — Чего? — Зинка недовольно поморщилась. — А-а, когда нынче навоз вывозили.., да вроде в самом начале апреля.., снег ведь нынче рано сошел.., в марте еще, а Васька Морозов, он перед тем в запое был с самого восьмого марта, так дня на три припозднился…

— В начале апреля, значит… — Маркиз снова повернулся к своему нетрезвому информатору: