Собачья радость

— Да, и я, конечно, очень этому удивился. Значит, звонит он мне, ну, поговорили — то да се, потом он и говорит, что, мол, был недавно на гастролях в Штатах, в Бостоне, приносят ему письмо. Написано по-русски, читает он и понимает, что письмо это от того самого Аркадия Борисовича Ланскера, с которым мы во Владимире познакомились и так весело время провели. Тот пишет, что живет в Бостоне и очень просит приехать к нему — сам, дескать, прийти не может, болен. Ну в назначенный час приезжает за Модестовым автомобиль с шофером и везут в шикарный особняк. Там прислуга, все как полагается, обстановка шикарная — богатство из всех щелей прет. Я так понимаю, Модестов этот и сам сейчас не бедный, но с тем, конечно, не сравнить. Он еще подумал, что Аркадий Борисович миллионером стал. Посидели они, поговорили. Аркадий-то и верно болен оказался. Подробностей не рассказывал, но по некоторым признакам понял Модестов, что неизлечимая болезнь, и что недолго Аркадию осталось. Еще подумал, что вот и деньги не спасут, если что. И вот Аркадий дает ему поручение — найти нас всех троих. То есть Модестова он уже нашел, а тот должен меня найти и Мишку Сыромятникова. Модестов еще поинтересовался, зачем мы ему, Аркадию-то, понадобились? Тот и говорит, что есть у него причина, что тогда во Владимире мы ему жизнь спасли, и он перед смертью хочет долги отдать. С умирающим спорить Модестов не решился, хоть и подумал, что мы ему жизнь не за деньги спасали, так что, мол, ничего не нужно. С другой стороны, прикинул он, что это у него вроде все есть, жизнь удачно сложилась, а может, нам двоим деньги не помешают, хоть и небольшие? Ведь что может этот америкашка прислать? Подарок какой-нибудь или денег в пределах разумного. Он еще стал свою мысль развивать насчет того, чтобы выманить у Аркадия денег на новую постановку. Но пока решил этот вопрос не затрагивать. И уехал.

Разговор прервался, так как вошла Нина Евграфовна, неся на подносе две синие чашки и заварочный чайничек. Она причесалась, даже слегка подкрасила губы.

И выглядела поспокойнее, во всяком случае маниакальный огонь больше не горел в ее выцветших голубых глазах.

— Да. Так я продолжаю, — сказал Птичкин, отхлебнув чаю. — Значит, вернулся Модестов в Петербург, пока со своими текущими делами разобрался, потом вспомнил о данном Аркадию обещании.

Ну меня-то что искать, посмотрел по базе данных — вот он я, пожалуйста, адрес и телефон. С Мишкой сложнее — нету его ,адреса в компьютере. Вот он и просил меня поискать, может, у меня где завалялся. Я, конечно, обещал, да тоже не сразу этим делом занялся, а потом Модестова убили. Так меня это поразило — надо же, только недавно разговаривали, он такой довольный был, планы строил, и тут вдруг от собственной жены такой финт получить! Жену его я никогда в глаза не видел.

Дико, конечно, проживши с мужем лет десять вдруг взять да и перерезать ему горло из-за ерунды! У меня у самого жена ревнивая, но до такого дойти, я вам скажу… Но чужая душа — потемки, и потому я посчитал, что без меня там разберутся.

— Правильное решение, — одобрил Маркиз, ему всегда импонировали люди, которые не любят слишком вмешиваться в чужие дела.

— Но не дали мне забыть про это дело, не дали, — продолжал Птичкин. — Прошло два или три дня, стали со мной странные вещи происходить. Вдруг такое чувство нехорошее, что кто-то меня преследует, смотрит в спину. То тень мелькнет, то шаги следом… В общем, как у впечатлительной дамы, сплошные нервы.

Никогда за мной такого не водилось, даже на работе заметили, что я какой-то дерганый стал.

— Вы поподробнее про тот день, десятого апреля, когда авария случилась, — предложил Леня.

— Да, поехал я в ту субботу на дачу…

— А зачем? — не утерпел Леня. — Вы не подумайте, что я нарочно перебиваю, но интересно знать: вот вы опасались преследования, нервничали, отчего же в одиночестве на дачу поехали? Сидели бы в городе, там народу все же вокруг побольше, чем на даче в начале апреля. Не сезон ведь, садоводов нету, бабушек с внуками тоже!

Так чего вас туда, извините, понесло? Или уж жену бы с собой прихватили, все-таки лишний свидетель, собачка опять же…

— Жену… — Птичкин помедлил, потом тяжело вздохнул. — В этом-то все и дело.

Я ведь по специальности химик, раньше работал в институте, кандидатскую диссертацию защитил даже, докторскую начал.

Ну потом, сами понимаете, наукой стало заниматься невозможно, да еще женился я… Словом, ушел в фирму, стал бухгалтером. Фирма солидная, деньги не то чтобы большие, но жить можно. Жена довольна.

Но за несколько лет осточертела мне эта бухгалтерия хуже горькой редьки! Вот достал потихоньку свою докторскую незаконченную, смотрю — какой материал отличный! Ну стал журналы разные почитывать по специальности, в библиотеку ходить. Жизнь не такой противной кажется.

Написал статью, отослал в редакцию, ответили, что опубликуют. А дома-то ведь попробуй про это скажи — сразу: ах, да как же мы жить будем! Да ученые нынче не в почете! Да денег не будет, собачку кормить нечем! — Птичкин так похоже передразнил интонации Анфисы, что Маркиз улыбнулся.