Юрка по-подлому усмехнулся. Выходило, что вы с ним такие смелые, хотя никуда сами идти не собирались, а я один испугался.
– Если медсестра и собачник насовсем пропали, – сказал я, – то откуда ты узнала, что там ничего нету?
Ты подошла ко мне так близко, что от твоего дыхания у меня в носу задрожала козюлька:
– Оттуда.
Я понял, что сейчас случится что-то нехорошее, но все равно сказал:
– У доктора письменный стол был и стул. Их с яблони видно.
– Ну и сиди на своей яблоне. – Ты двинула меня по уху.
Тогда я применил свой коронный прием и крепко тебя обнял. Падать на землю нам не хотелось. И мы простояли так какое-то время. Хмурилась Маргаритка. Лыбился Юрка. Ему было смешно, что мы с тобой вот так посреди двора застряли по-глупому. Наверное, я побеждал и от этого тебя стало очень жалко. Я чувствовал, как бесполезно дергаются твои руки, как на теплой шее пульсирует жилка, а щека становятся горячей и мокрой. Я подумал, что чем дольше тебя держу, тем дольше ты меня не простишь. А может, и вообще не простишь. Чтобы совсем не расстроиться, я стал обниматься еще сильнее. Но ты двинула меня коленом по писке и оттолкнула:
– Тебе только с девчонками драться. А этому приемчику, – повернулась к ребятам, – меня папа научил.
Из-за боли я никак не мог разогнуться. Мои щеки от такой подлости тоже стали горячими и мокрыми.
Маргаритка подошла к Юрке и двинула ему коленом.
– Ты чего? – Юрка согнулся так же, как я.
– Ничего, – ответила Маргаритка. – Просто захотела попробовать.
– Такой, как ты, – сказал мне, не разгибаясь, Юрка, – в пустую комнату ни за что не пойдет.
– А вот и пойду! – ответил я и тут же пожалел о том, что сказал.
Мы стояли у забора и смотрели на окно комнаты доктора Свиридова. Оно было плотно зашторено. Даже если кто-то прятался внутри, то с улицы этого разглядеть было невозможно.
– Не ходи, Валька, – сказала вдруг Маргаритка.
И от этого стало еще страшнее.
– Ха! – Я бодро вошел в подъезд и оказался в сухой с запахом мертвого дерева темноте.
Единственное окно в подъезде на втором этаже было забито фанерой. Сквозь щели проникали тонкие полоски света. Они были так малы, что я не видел ступенек.
Дверь в квартиру доктора была не заперта, а заклеена тонкой бумажкой с синим кружком печати. Глупость взрослых удивила, и я ногтем сковырнул полоску.
Дверь громко заскрипела. Я оказался в обыкновенной квартире с обыкновенной мебелью, которая никуда не пропала. Я нащупал выключатель, зажег свет.
Полотенца, простыни в платяном шкафу, врачебный халат на крючке, две чайные чашки на столе и новенькая кукла, которой Свиридов успокаивал дурканутую Ленку, – вещи в доме были аккуратно разложены. На полу валялись прошлогодние сосновые иглы.
Я отдернул занавеску, приоткрыл окно, чтобы показать тебе фигу, но вас на улице не оказалось. Я подумал, что вы испугались и убежали.
Что-то блеснуло на подоконнике. В моей руке оказался прохладный кусочек металла. Я подошел ближе к свисавшей с потолка лампе, чтобы внимательнее рассмотреть его. Это был серебряный зуб доктора Свиридова. Я знал, какие бывают зубы. Тетка давала мне по копейке за выпавший.
4
– Валька за нами следит. – От солнца затылок у Ленки стал горячим. Она сидела на коленях доктора Свиридова, мяла в руках фабричную куклу.
– Как же он следит? – спросил доктор.
– На яблоню забрался, – ответила Ленка.
Свиридов посмотрел в окно и увидел меня.
– Я картинки вижу про всех, – сказала Ленка.
– И много таких картинок? – спросил доктор.
– Уже девятьсот сорок семь, – ответила Ленка.
– Как же ты их посчитала?
– Они сами считаются. Очень опасно, когда их больше тысячи.
– Ты умеешь считать до тысячи?
– Могу, если вам угодно, взять интеграл. Не хочу быть взрослой. – Ленка поставила куклу на стол. – И ваша игрушка мне надоела.
– Ты не взрослая, – сказал Свиридов. – Ты еще очень маленькая.
– Ну да, – усмехнулась Ленка.
Доктор Свиридов уловил в ее голосе не свойственный детям сарказм.
– Что же ты видела про меня? – спросил он.
– Она не будет с вами дружить, – не сразу ответила Ленка.
– Кто?
– Зоя Михайловна. Два дня назад она приходила к вам с кашлем. Вы не стали ее слушать через стетоскоп. – Ленка легко выговорила сложное слово. – А приложили к ее спине ухо, потому что вам так захотелось. Вы подумали, что у Зои Михайловны нежная кожа и ее непременно следует касаться ухом.
Пальцы доктора дрогнули, и Ленка от этого еще больше расстроилась.
– Что же случилось дальше? – спросил Свиридов.
– Надо было ей сказать, что она красивая, например.
– Но я так и сделал, – ответил Свиридов.
– Ага, – усмехнулась Ленка. – Вы сказали, что кашель ей к лицу. Но это не совсем то, что было нужно.
– Тебе Зоя Михайловна рассказала?
– Как она могла рассказать, что вы думали?
Вместо того чтобы удивиться ее словам, Свиридов стал вспоминать Зою Михайловну. Тогда он просто хотел одновременно пошутить и сделать комплимент. Он стремился быть легким и нескучным собеседником. Но Лена оказалась права – вышло действительно не очень ловко.
– Все, что ты рассказала, это… это странно, – наконец сказал доктор Свиридов.