Собачий лес

– Вы сейчас пытаетесь поставить неверный диагноз, – нахмурилась Ленка. – Дело не в шизофрении и подобных патологиях. Все гораздо хуже.

Валька

У каждой картинки в моей голове тоже был свой порядковый номер. Чем больше было число, тем больше беспокойства пряталось внутри. Как будто тебя пускали туда, откуда сроду не выбраться. В углах комнаты блестела пыль. Бессмысленно улыбалась фабричная кукла. По полу потянуло холодом. Зашелестела занавеска. Комната доктора наполнилась шорохами и скрипами.

Окно резко распахнулось, вспыхнуло дневным солнцем, осыпало мелким стеклом. Я побежал. От бега все вокруг зашаталось. Засвистел плотный, как картон, воздух. И уже нельзя было отличить свист ветра от моего топота.

В темноте подъезда на меня набросились три тени, но я растолкал их и запрыгал по ступенькам вниз. Лестница загрохотала – меня догоняли.

Первым из подъезда выскочил Юрка. Маргаритка тонко визжала и была второй. А ты обогнала всех уже у песочницы. На улице был тихий и жаркий день.

– Окно открыл? Вот, – сказала ты, когда отдышалась. – А когда дверь и окно открыты, то получается сквозняк.

Мы тебе не поверили. Ты сама себе не очень поверила.

На моей ладони блестел серебряный зуб доктора Свиридова.

В четверг я как-то сам собой выучил дни недели. Не то чтобы я их раньше не знал. Просто они не всегда вставали на правильное место. За средой могла последовать суббота, за субботой – четверг. Раньше можно было называть день, как тебе хочется. Тогда он дарил чувство послушности времени и всего, о чем я думал и где был.

В первую правильную пятницу жизни, которую я бы раньше назвал никакой понедельник, Юрка собрался рубить яблоню. Мой геройский поход в квартиру доктора Свиридова и серебряный зуб, который я носил с собой в спичечном коробке, не давали ему покоя.

Я не знал, как защитить яблоню. Многие взрослые в таком случае уговорили бы себя, что это всего лишь еще одно дерево и ничего особенного не произойдет, если его вдруг не будет.

– Хватит телепаться, – сказал мне Юрка. – Садись.

Немецкий штык-нож опасно блеснул лезвием.

Ты и Маргаритка расположились на гнилом бортике песочницы. Я послушно сел рядом с Маргариткой. Наверное, это было первое тихое презрение к себе, которое я испытал.

– Дорогие друзья, – подражая голосу Гагарина перед стартом, сказал Юрка. – Я думаю, что сила и упорство…

Что думал Юрка про силу и упорство, мы не узнали.

Рядом с ним как-то сам собой появился его отец дядя Коля и вложил всю силу и упорство в пинок по Юркиной жопе. Штык остался в руках дяди Коли, а Юрка, чуть пониже Гагарина, полетел головой в кусты. Дядя Коля был добрый, поэтому сказал:

– Вы чего придумали, сволочи? Будете потом всю жизнь вспоминать, какое были дурачье.

5

В детстве дядя Коля резал кошкам хвосты, чтобы они походили на рысей. Эта память беспокоила его, потому что ничего другого важного про дядю Колю никто вспомнить не мог.

Валька

Дядя Коля еще раз пнул колупавшегося в кустах Юрку и понес штык домой. Он не умел, как моя тетка, одновременно драться и вежливо говорить с ребенком.

Маргаритка готовилась зарыдать. Она испугалась, что ей тоже сейчас наваляют. А ты лыбилась во все свои двадцать три зуба. Это ты наябедничала дяде Коле про штык? Очень хотелось спросить. Но у нас с тобой вышло уже три никаких понедельника подряд – ты не замечала меня и все равно не ответила бы из вредности. В этот день мне впервые по-настоящему захотелось погладить тебя по голове. Не как лошадь без имени, а просто так. К вечеру я уже погладил нашу, оставшуюся в живых, яблоню, скамейку у подъезда, на которой мы болтали ногами, дворовую кошку Феньку, даже загнутую створку ворот котельной, в которые дядя Гоша въехал на своем грузовике, но все было не то. И я решил, что тоже, как и ты, кого-нибудь спасу – дядю Гошу, например. Если он не знал, где закопали Ленку, значит, не он ее закопал. Спасти дядю Гошу была самая легкотня́, чтобы снова с тобой подружиться. Надо было сходить в Новое село, узнать у Сашки Романишко, куда Ленка строила дорожку из кукол и что за огромная кукла нацарапана на нашей сандальке. Спросить его было гораздо проще и безопаснее, чем самому переться в лес. А потом можно было пустить по Ленкиной дорожке взрослых. Потому что тут легкотня́ заканчивалась.

На следующий день мы с теткой пошли в Новое село за молоком. Я тащился за ней по грунтовке с трехлитровым бидоном, смотрел на серые от пыли пальцы ног. Крышка на бидоне с противным звуком елозила по алюминиевому горлу. Казалось, что бидон жалуется, потому что внутри него я спрятал немытую Ленкину сандальку с нацарапанной куклой. А куда ее было деть?