Собаки и тайны, которые они скрывают

Но однажды Мэри прокололась. Когда я вошла в загон и случайно взглянула на поленницу, я была поражена, увидев, что ее хвост мелькнул и исчез.

Зачем собаке протискиваться в поленницу? Она двигалась довольно плавно, то есть явно ни на кого не охотилась. Кроме того, там было лишь несколько деревьев, которые мы срубили для постройки гаража. бревна лежали в три ряда в глубину и были довольно маленького диаметра, так что вся куча не достигала высоты собачьего плеча. И все же Мэри исчезла внутри поленницы, как по мановению волшебной палочки.

Я подошла, чтобы посмотреть, и нашла пространство между двумя бревнами около четверти метра шириной. Я сдвинула бревна в сторону и увидела большую зияющую овальную дыру, примерно с собаку в диаметре. Отлично! Я опустилась на карачки и попыталась заглянуть внутрь, но примерно через метр тоннель немного изгибался вверх, так что я не могла разглядеть, что там дальше. Я еще не до конца осознала значение того, на что смотрела, когда вдруг Мэри возникла прямо передо мной, нос к носу. Она выглядела ошарашенной, да и я была поражена. Значит, где-то там, внутри, было место, достаточно большое, чтобы она могла в нем развернуться.

Затем мы исследовали тоннель, прощупали его длинным бамбуковым шестом, узнали его размер и подивились. Мы также видели причины, помимо социальных, чтобы вырыть нору. Например, глубоко под землей идеальный климат. Всегда постоянная температура, около двенадцати градусов по Цельсию круглый год, логово кажется прохладным летом, но теплым зимой, и всегда является убежищем от ветра, комаров и солнца. Поэтому легко понять, почему собакам оно нравилось.

Однако откуда взялась эта секретность? Да, собаки – родственники волков, а волки держат свои логовища в тайне. Конечно, огромное количество энергии, затраченной на рытье, придает логову подлинную экономическую ценность, поэтому, возможно, владельцы опасаются, что ее у них отнимут. В конце концов, самый простой способ получить логово – это позволить другим выкопать его, а затем прогнать их. Или, возможно, собаки почувствовали волчий атавизм, чтобы защитить и спрятать своих будущих детенышей, хотя все высокоранговые самки к тому времени были стерилизованы. Какой бы ни была причина, как только собаки узнали, что я знаю о логове, они отменили всю секретность и начали пользоваться своим логовом открыто. Иногда три-четыре собаки заходили внутрь вместе и оставались там подолгу, наверняка расположившись одна за другой, как горошины в стручке. Собаки, находившиеся глубже, казалось, периодически оставались там просто потому, что они не могли пройти наружу мимо собаки, лежащей ближе к выходу. Правда, ни одну собаку эта проблема не беспокоила слишком сильно. Часто после долгого пребывания в норе одна собака выходила спокойной и отдохнувшей, а две другие, грязные и растрепанные, выскакивали прямо за ней, встряхивались и убегали куда-то.

Логово было главным достижением наших собак и центром их жизни. В конце концов, следы расходились от него во все уголки загона. В точности копируя поведение волков, Мэри и один из самцов – ее второй сын Виндиго – больше всего пользовались логовом. Именно они часто углубляли его. Мы понимали, что один из них работал внутри, когда из его пасти вылетали комочки грязи. В соответствии с идеей о том, что подчиненные животные являются лишь спутниками альфа-пары, другие самки вообще редко пользовались логовом, а маленькая Вива, самка с самым низким рангом, вообще никогда им не пользовалась. Вместо этого вместе с самцом с самым высоким рангом, Сьюсси, эти самки держались очень близко и выскребали для себя альтернативные ямы вокруг него, в грязи на холме.

И как будто наконец разорвав свои связи с нашим видом, собаки, казалось, стерли людей из своего сознания. С этого момента мы почувствовали разницу. Когда мы, например, вернулись после отъезда, собаки встретили нас очень прохладно, если это вообще можно назвать «встретили», и совершенно не обращали внимания на незнакомцев. В дом вломился грабитель, но собаки не видели в его присутствии никаких проблем, хотя подобное ограбление в Кембридже много лет назад привело Коки в состояние нервного срыва, так что пока молодой человек грабил, она съежилась в туалете, выбрав в качестве места для укрытия наименьшее пространство в самой маленькой, самой темной комнате. Но в лесах Вирджинии, на склоне холма у логова, собачья жизнь полностью поглотила ее, так что людские дела стерлись из ее памяти. Для Коки, забитой ездовой собаки, это был серьезный шаг.

К этому времени мои наблюдения почти подошли к концу. Смотреть было уже не на что. Собаки больше не взаимодействовали друг с другом способом, доступным для наблюдения; как у диких волков Баффина, все их отношения были отлажены.