Требование соблюдения одного из основных прав на владение религиозной литературой в коммунистической Чехословакии могло быть признано психической болезнью.
Так сошел с ума Августин Навратил, верующий земледелец из Моравии.
Было ему 48 лет, имелось у него хозяйство, девять детей, и был он секретарем местного Союза мелких животноводов, занимающихся разведением домашнего скота,, с серебряной Медалью Социалистического Труда на груди. Как-то раз, в 1977 году, слушая Голос Америки, он узнал, что двумя годами ранее правительство Чехословацкой Социалистической Республики подписало в Хельсинки трактат о соблюдении прав человека, но перед обществом хранило это в тайне.
И тогда Августин Навратил решил потребовать от государства соблюдения религиозных свобод.
Он написал петицию, в которой требовал свободного доступа к религиозной литературе, права на учреждение религиозных обществ и ликвидации государственного контроля над каждым священником. С этой петицией он обошел сто двадцать домов в своих Лютопенцах и собрал семьдесят подписей. Потом он отправился в соседнее село, затем в ближайший город, и через десять дней у него имелось уже семьсот подписей.
Его арестовали и поместили в закрытом психиатрическом отделении в Кромержиже, поскольку посчитали, что он не отвечает за то, что творит.
Доказательством наличия у него психиатрической болезни было стремление противопоставить себя авторитету государства.
Из больницы он вышел через семь месяцев, но написал новый протест. В нем он потребовал объяснить причины смерти тайного священника Пржемысла Цоуфала, вероятнее всего, казненного Службой Безопасности. Навратила закрыли во второй раз. Держали его в психиатрической лечебнице в Бохницах, в маленькой камере на четверых, окно в которой никто и никогда не мыл. Как и все остальные пациенты, он не имел права иметь собственного мыла или полотенца. Естественные потребности все справляли в ведро, личные вещи держали под кроватью, еду им подавали на голом полу.
Дома осталась жена с девятью детьми, которые писали умоляющие прошения властям, чтобы те освободили отца. Когда же Августин Навратил вышел наконец-то на свободу, чтобы еще сильнее унизить его, власти отобрали у него даже право заниматься деятельностью в своем хозяйстве.
10.
В 1968 году, вместе с Пражской Весной, когда новая власть вместе с Дубчеком во главе перестала терроризировать клир, на короткое время был отмечен рост заинтересованности религией. Теперь верующие уже не стыдились признаваться в собственной вере. Количество регулярных посетителей святых месс вновь подскочила до десяти процентов.
После оккупации армиями Варшавского Договора, когда началась неосталинизация, называемая тогда нормализацией – все вернулось к давним нормам.
В 1989 году было отмечено, что у все большего числа граждан Чехословакии нет мировоззрения ни марксистского, ни религиозного.
ЖЕЛАЮ ХОРОШО ПОВЕСЕЛИТЬСЯ С ПАПОЙ РИМСКИМ!
В Чехию и Моравию с пастырским визитом прибыл Святой Отец (26.09.2009). Я тут же принял решение поехать туда и вести записки для газеты, в которой работаю.
Пятница, вечер
- У пана уже имеются какие-нибудь идеи на выходные, или я могу что-нибудь предложить? – подает мне ключ дежурный администратор пражской гостиницы "Под тремя коронами".
- Планы у меня уже есть. Буду ездить на мессы с Бенедиктом XVI.
- Господи, зачем!?
- Нуу, я – поляк.
- Знаете, а вот я – неверующая, и единственное, что я думаю о церкви, что это лучше всего действующее в мире предприятие. Один пан сегодня даже назвал ее Фирмой "Крест". Но приезжать сюда из самой Польши, чтобы тут махать папе римскому – у меня такое и в голове не умещается.
- А откуда у вас берется добро, если не от Бога?
- Я стараюсь быть доброй, потому что для меня это выгодно.
Отправляюсь на вокзал, чтобы купить себе билет на Брно завтра. Ведь если в воскресное утро там начнется месса для ста пятидесяти тысяч человек, то уже в субботу вечером выделенных мест может и не быть, а в толпе мне стоять не улыбается. Пражский Главный Вокзал еще год назад был уродливее нашего Центрального (в Варшаве – прим.перевод.). Не прерывая работы вокзала, Прага модернизирует его так, что нам в Варшаве можно только краснеть от стыда. Нет уже касс со стеклянной броней, и всем дочерям коммунизма, которые сидели за ними с чувством, будто они тут принцессы, пришлось сменить поведение. Кассирша среднего возраста, в уже дружелюбном для пассажира пространстве, говорит, что я наверняка буду удовлетворен, так как свободных мест на Брно масса.
- Как это – масса? – недоверчиво переспрашиваю я.
- А почему бы им не быть?
- Ну так ведь… Святой Отец…!
- Что, сходить с ума ради римского папы? Ну уж нет. Хотя лично я, возможно, охотно бы с вами и поехала, хотя даже и не верующая.
- Вот видите, все-таки святая особа притягивает…