Собеседник. Выпуск 3

Церковное песнопение, на этот раз православное, как режиссерский прием используется и в другом спектакле Эфроса - в «Женитьбе». Спектакль начинается со сцены, которой нет у Гоголя, - со свадьбы Агафьи Тихоновны и Подколесина, свадьбы, которая не состоялась, но которая могла бы быть. И эта сцена повторяется в финале. Мы понимаем, что она происходит в воображении Агафьи Тихоновны, потрясенной предательским бегством Подколесина. Поэтому за невестой и женихом движутся и другие женихи, и дети малые -мальчики и девочки, которые могли бы родиться от этого брака и которые не родились, потому что брак-то не состоялся. На этом фоне звучит все нарастающая молитва, и сильный властный мужской голос настойчиво повторяет: «Господу помолимся!» И мы понимаем - это призыв к людям: вспомнить в себе «божеское», а вернее -человеческое, естественное, изначальное, вечное. Спектакль как бы опровергает ироническое замечание Грибоедова: «Рожать детей -кому ума не доставало!» Нет, оказывается, даже это не так-то просто! И надо иметь и ум, и волю, и характер, чтобы жениться, чтобы продолжать себя в людях, выполнять свой прямой долг перед человечеством. Не случайно в спектакле подчеркнуто, что Подколесин (Н. Волков), хоть и не дурак и не лишен привлекательности, - человек слабохарактерный, беспомощный, не способный на самые простые поступки. Чтобы заставить лакея почистить ему сапоги, Подколесин должен истошно вопить на него, через весь зал, а сапоги так и остаются нечищенными. Но и Кочкарев (М. Козаков), вознамерившийся женить своего приятеля и обладающий, кажется, несокрушимой энергией, вовсе не служит доброму делу: его энергия расходуется бессмысленно, скорее всего из упрямства и из желания чем-нибудь занять себя. Он ходит всегда чуть задрав голову - ему налезает на глаза этакий хулиганский козырек, - и в нем угадывается знакомый по жизни типаж - человек, у которого столько необузданной энергии, что от него всегда можно ожидать какой-нибудь пакости... Напротив, старый моряк Жевакин (Л. Дуров), явившийся свататься в многократно подлатанном мундире с единственным своим достоянием - трубкой в руках (воистину «все мое ношу с собой!»), привлекателен своей неугасимой восторженностью, с которой он говорит об «италианочках», своей неудовлетворенной жаждой любви и ласки, которая невольно прорывается в нем и заставляет его нежно погладить ширму в цветочках. Мы смеемся над ним, и тут же комок подкатывает к горлу: много раз этот человек пытался жениться, и все ему отказывали, и вот он уже стар, и Агафья Тихоновна - его последняя надежда...

А сама Агафья Тихоновна в исполнении О. Яковлевой - вовсе не нелепое и смешное создание. В судьбе этой уже не молодой девушки, с недоуменней вопрошающей: «И куда же девались все женихи? Их словно чума сморила!», есть что-то такое, что заставляет нас ей сострадать. Право же, она не виновата в том, что выросла в такой среде, где девушка лишена естественного общения с молодыми людьми своего возраста, где вся надежда на сваху, где приходится выдерживать смотрины, где женихи более всего интересуются приданым и где что ни жених, то существо грубое, в чем-нибудь неполноценное. Конечно, нельзя не улыбнуться, видя, как Агафья Тихоновна гадает, кого предпочесть из сватающихся к ней, и как она старается сохранить их всех, потому что истомилась в девичестве и уже утратила способность различать, кто хорош, кто плох... Но это и смешно, и грустно. И когда Подколесин бежал и Агафья Тихоновна потерянная стоит у рампы, нам совсем не до смеха. Для нас очевидно, что и сцена свадьбы, и введенные в спектакль дети - мальчики и девочки, и страстная молитва-мольба о человечности - вскрывают в пьесе Гоголя очень серьезный мотив, звучащий современно и обращенный прямо к нашему сердцу...

Режиссер и актер в «Царе Федоре»

Современный театр, несомненно, театр режиссерский. И от постановщика, в первую очередь, зависит успех сегодняшнего спектакля. Однако, если мысль режиссера не получает достойного воплощения в актерах, если актеры - всего лишь послушные марионетки в руках постановщика и все внимание зрителя сосредоточено на игре режиссерской фантазии, такой спектакль, возможно, будет по-своему интересен, удивит и даже восхитит зрителя, но вряд ли сможет глубоко затронуть его чувства. Высокий эмоциональный настрой зрительного зала возможен лишь тогда, когда объединяются усилия режиссера и исполнителей, когда творческая воля постановщика сочетается с опытом и талантом актера. Этим, на наш взгляд, и объясняется тот огромный успех, который выпал на долю спектакля «Царь Федор Иоаннович» в Малом театре.

Режиссер Б. И. Равенских поставил пьесу А. К. Толстого как трагедию русского народа. Недаром спектакль начинается при притушенном свете мощным хоровым пением: это - выражение нескончаемой боли, переполняющей душу народную, это - и грозный вызов, все более зреющий в глубинах народного сознания...