— Ну, мы… э, — я смотрю на асфальт и выискиваю камушки, чтобы пнуть и потянуть время – не могу я, не могу даже элементарно соврать, — типа поссорились.
Бой был односторонним – меня уложили.
— Слишком много сигарет отстрелял? — отшучивается Петя.
Я смотрю на него и думаю, а ведь смешная шутка, но застываю с полуоткрытым ртом – я не могу рассмеяться и согласиться. Если бы дело обстояло так, Вадим бы пришёл после того, как я скинул ему фотографию блестящей пачки.
— Нет. То есть было бы круто, если бы да, но… нет. — Горло и скулы болят. — Всё, как бы, серьёзнее, — без «как бы», — поэтому навряд ли получится встретиться, — пока буду я. Парни ведь ни при чём.
— Вау, — Вася даже удивляется – это меня немного приободряет: всё настолько плохо, а я и не заметил.
— Вначале тоже не фонтан был, — говорит Дима, — помните? — Мы киваем. — Хуже этого?
Я выпускаю смешок, затягиваюсь и выкидываю сигарету.
— Хуже.
Тогда всё не строилось по незнанию, а сейчас развалилось от слишком большого знания.
— Хреново, — отмечает Петя.
Кажется, атмосфера угроблена с концами, но оно того стоит – я не хотел хранить молчание до сентября. Лучше сказать сразу, чем принести подобный подарок несвоевременно: «Ах да, я забыл вам сказать раньше…».
— А мне вообще Вадим написал, что заболел, и поэтому не сможет…
Вадим решил об этом умолчать. Решил закопать тему в самом начале? Не представляю, но, я думаю, что это неплохой ход, так он дал мне выбор: говорить или нет. Теперь вопросы, скорее всего, об умалчивании пойдут ему. Скажет ли он тогда правду?
Я потянулся за сигаретами, но вовремя подумал о действии и задержал руку.
— Соврал? — заговорщески шепчет Вася.
Ему только повод дай удачно подцепить Вадима.
— Ну не знаю, — говорит Петя, — его и в школе до последнего дня не было. Или вы уже тогда поцапались? — Он смотрит на меня.
Вадима нет, но о нём говорят. Хотят говорить. Я понимаю.
— Нет. В последний день это и случилось. Я тоже не знаю, где он был до этого. Но выглядел… так себе.
— Сто пудов от нервов, — важно оглашает Дима, — он же отличник, после уроков на дополнительные занятия ходит, тут точно что-то сработало. Даня бы сказал.
Иногда я забываю, что у Вадима в дневнике одни пятёрки, он сам об этом никогда не говорит, никогда не хвастается, учёба его в принципе не парит, но всё у него идёт гладко.
Когда я делаю вид, что меня учёба не парит, я качусь с дикой скоростью вниз и потом забираюсь обратно пару месяцев, под давлением классной, учителей и родителей. Я никогда не понимал, как Вадиму это удаётся. Когда спросил, он пожал плечами и сказал, что так просто выходит: слушает, что дают на уроках, и запоминает. Никакой магии, никаких трюков.
С ребятами мы решили пройтись по набережной. Плавно атмосфера изменилась, Вадима уже не трогали, и мне стало спокойнее. Может, получится жить в повседневности и без него. Но пока что он плотно засел в мыслях.
Не касаясь учёбы, я думал, что мы похожи. Что-то цепляло нас друг в друге, что-то не нравилось обоим, что было в нас самих. Потом мы легко сошлись: не было общих интересов или любимых вещей, нам просто было легко друг с другом, пусть иногда он и был невыносим, это всё казалось мелочью, казалось, ничто не станет между нами, нашими разговорами, подколами, этим особенным пониманием, когда слова не нужны.
Но было ли между нами что-то ещё?
Я не хочу задумываться. Эти мысли тяжёлые и неподъёмные – так говорит моё сопротивление, так мне плохо от того, что дверь закрылась.
Так глупо себя чувствую: мне даже нечего было сказать в своё оправдание. Я понимаю, что Александр Владимирович старше, что наша связь ненормальна, что я сам дал газу в этих отношения, я сам решил их выбрать, всё понимаю, но чем мне оправдываться? Я понимаю и Вадима, но также я знаю и себя и свои чувства. Однако мои чувства не оправдание. Кажется, я слишком ценю их, чтобы оправдываться ими. Они есть и это всё, большего с ним не возьмёшь.
Наверное, поэтому я промолчал, ничего не написал ему, ничего не сказал потом, эти мои чувства как и для меня, так и для Вадима не будут оправданием, не послужат объяснением. Они в другой категории «за», в той, которая важна только мне, а не Вадиму, закону, не, если подумать, здравой логике.
***
После первого сентября ничего не изменилось, кроме суматохи вокруг экзаменов.
Иногда хотелось заговорить с Вадимом, просто спросить, как дела, как прошло лето, откуда загар, но я понимал, что это совсем не к месту, не к ситуации между нами. По нему было видно, что он всё для себя решил, и я думал, что мне тоже надо так сделать – это лучшее решение. Просто жаль, совсем немного, что закончилось так, я бы хотел изменить сцену, не делать её такой резкой и пугающей для меня, но это не в моих силах. Мне остаётся только принять результат.
Когда мы пересекались на улице, я получал всё тот же осуждающий взгляд, но теперь я думал, что он хуже того, что был у матери, а потом… как-то так получилось, что принятие стало для меня невозможным, и я стал злиться на Вадима: лучше скажи вслух, а не смотри на меня так.