Собирал человек слова…

Когда провожали наследника до Уральска, ехали: Перовский — в коляске с великим князем, Даль — с Жуковским. Свита большая, экипажей набралось много — поезд, словно караван, вытянулся на целую версту. Вдруг передняя коляска, качнувшись, остановилась, строй сразу сбился, несколько экипажей вынесло на обочину, одна карета зацепила другую оглоблей. Кучера бранились, господа испуганно спрашивали, что случилось. Даль выпрыгнул из коляски, поспешил в голову поезда. На дороге гудела толпа казаков из ближайшей крепости. Казаки желали подать наследнику жалобу на губернатора Перовского. Великий князь — бледный, в глазах слезы — жался в уголке. Перовский, стоя на подножке, грозил кому-то остроконечным серебряным пальцем. Казачий генерал из свиты громко приказывал толпе разойтись. Подошел, запыхавшись, Жуковский, принял у казаков свернутую трубкой грамоту. Толпа расступилась. Поезд тронулся дальше; экипажи, обгоняя один другой, располагались в порядке субординации, кучера на ходу выравнивали строй. Даль спросил Жуковского:

— Жалоба будет рассмотрена?

Жуковский пожал плечами:

— За время путешествия наследнику вручили шестнадцать тысяч жалоб!

Шестнадцать тысяч жалоб, а с ними сотни тысяч надежд на справедливость, безвозвратно укатили в Петербург.

Ответы на жалобы приходили редко. Узнав о казаках, остановивших коляску наследника, царь распорядился: «Выбить дурь из уральцев».

Сидел в Оренбурге военный губернатор, при нем чиновники. В городах и городишках сидели младшие чиновники. Шли к ним за справедливостью те, кто не повстречал белой змейки. А чиновники, большие и маленькие, заботились о карьере и хорошей пенсии, надували, крали, откладывали дела в долгий ящик, расталкивали друг друга локтями и угождали начальству.

Даль перебирает по пальцам: один спился, другой дремлет в кресле, третий вершит суд кулаком — и бьет сильно. Считается, что они правят башкирскими землями. А в это время заезжие хищники вырубают леса, сгоняют с мест и пускают по миру целые башкирские селения; голод вокруг, детишки мрут.

Плотно, как осетры в ятови, лежат в канцелярских шкафах и сундуках объеденные мышами жалобы и просьбы. Башкир-возница, помахивая кнутом, печально тянет: «И хлеба нет, и начальник дерется».

Чиновник особых поручений Даль ездил разбирать дела. У него не было маленького рога белой змейки для каждого обездоленного. Он помогал бедняку удержать последнюю козу.

В степи говорят: «Там, где не знают тебя, уважают твою шубу». Это похоже на русское: «По платью видят, кто таков идет». Мы теперь чаще употребляем: «По одежке встречают, по уму провожают». В пословицах казахских, башкирских, татарских важно вышагивают верблюды, ржут кони, варится баранина в казане, мелькают халаты, стелется колкая кошма. Но для каждой из этих пословиц Даль находил русскую — под пару. Восточный халат или русская сермяга и в пословицах остаются одежками; главное — упрятанный под ними, в глубине, смысл. Даль думал: вот если бы собрать пословицы всех народов мира, получилось бы, наверно, что все люди на земле об одном и том же мечтают и смеются над одним и тем же.

Хорошую шубу, возможно, уважают, пока не узнают ее владельца, но чиновничья шинель для первого знакомства не подходит. Рассказывали, как чиновник из Орска явился с отрядом в казахское кочевье разбирать какое-то дело. Мужчины развлекали его беседой, готовили бешбармак, женщины и дети выбегали из юрт — поглядеть на него; вокруг колыхались отары и ржали табуны. А наутро чиновник и его отряд проснулись одни-одинешеньки посреди белой степи. Не было круглых юрт, чадных огней, закопченных котлов. Не было спокойных мужчин, любопытных детей, таинственных женщин. Никого и ничего не было. Ночью кочевье бесшумно снялось с места и растворилось в сером просторе. Только помет остался на вытоптанной земле да черные круги от вчерашних костров.

Человека, одетого в шинель чиновника, боялись. Чиновника особых поручений Даля уважали, в какой бы шубе ни приезжал. От него не убегали. Его ждали с охотой даже в тех местах, куда он попадал впервые.

В степном бездорожье нет ни почт, ни фельдъегерей. Кажется, люди живут здесь разобщенно. Однако вести мчатся по степи быстрее, чем срочная депеша по тракту.

Даль удивлялся — в далеких кочевьях, где он не бывал прежде, его встречали радостно: «Здравствуй, правдивый Даль».

Степь присвоила Далю титул — «правдивый».

Чтобы быть правдивым, надо искать правду.

Когда наследника возили по Оренбургскому краю, ему не показывали, как мрут на лесосплаве измученные башкиры. Царевич клевал носом, слушая башкирскую песню, и думал, что знакомится с подвластным народом. В казахской степи наследнику показали скачки на верблюдах, заклинателей змей и колдуна, бакши, который катался в исступлении по земле и бил себя плеткой. Наследник отбыл, убежденный, что знает жизнь казахов (тогда их называли киргиз-кайсаками, чаще — просто киргизами или кайсаками). Но он не знал ничего.