Собирание русских земель Москвой

Как ни тревожно было первое десятилетие XV века в жизни Великого Новгорода, оно облегчало его положение между двумя сильными великими княжениями тем, что их главные интересы были в ту пору направлены в иную сторону. С одной стороны, крепла польско-литовская уния, копя силы к великому дню Грюнвальдской битвы, с другой – над великорусским великим княжеством нависла новая татарская гроза.

Разрыв этого великого княжества с Ордой после падения Тохтамыша не привел к продолжению освободительного дела, начатого на Куликовом поле. Напротив, литовская опасность, судя по общему тону отношения летописных сводов к Витовту, привела к тому, что тенденция «доброй думы к Орде» получила в Москве новую силу в сознании, что Витовт враг более грозный, чем татары. Еще при хане Шадибеке возобновились сношения с Ордой313; в 1406 году приходила в помощь в. к. Василию против Литвы татарская рать от царя Шадибека; смена его другой креатурой князя Едигея, Булат-Темиром, совпала с годами постоянной тревоги на Нижегородской украйне, борьбы с попытками нижегородских князей вернуться на свою отчину и на ней утвердиться и более опасного «розмирья» с Витовтом. Великокняжеское правительство пытается отнять у нижегородских отчичей татарскую поддержку, а также использовать силу Орды против литовского соседа, посылая настойчивые жалобы и внушения ордынским властям. Перед ордынским владыкой Едигеем раскрывалось затруднительное положение «старейшего великого князя над толиким великим улусом» и возможность поставить ему определенные требования314. Однако в Орде, видимо, сознавали, что не переговорами и требованиями можно добиться восстановления ханской власти над русскими улусом. Едигей идет по следам Тохтамыша. Набег 1408 года привел его под Москву; в. к. Василий оставил город на оборону дяди Владимира Андреевича и братьев, а сам с семьей уехал в Кострому; татарские отряды широко разнесли разорение по городам и волостям великого княжества. И долго – недели три – стояли татары под Москвой. Город выдержал осаду, но великий князь не смог организовать отражение врага. Едигей ушел с добычей и откупом, какой вынудил у москвичей, по вестям из Орды о нападении на ханскую столицу какого-то царевича315. Этот набег наглядно вскрывал тягостное положение Великорусского великого княжества, бессильного объединить все боевые средства Великороссии для обороны от татар, от ослабленной смутами и связанной внутренними раздорами Золотой Орды. Правда, и Едигей не смог извлечь из своего успеха никаких прочных результатов, кроме награбленной добычи. Только после падения Едигея и перехода власти в Орде к сыну Тохтамыша Джелаладин-Султану (Зелени-Салтану) поехал в. к. Василий Дмитриевич к этому хану «со множеством богатства», вынужденный к тому возобновлением татарских связей нижегородских и тверских князей.

Время в. к. Василия Дмитриевича для Великоросии – тяжкая година неустойчивых, изнурительно-напряженных отношений, непрерывных и безысходных конфликтов, на разрешение которых, сколько-нибудь определенное и прочное, у великокняжеской власти не было необходимых сил и средств. Эта власть словно мечется между разными союзами и разрывами; нет у нее внутренней силы для определенной постановки и последовательного разрешения сложных заданий, возникавших из международного положения Великороссии. То руководство судьбами Великороссии, которое составляло цель и внутреннее оправдание этой власти – в понимании ее носителей и русского общества, – то и дело ускользает из рук великого князя Василия. Оно не по силам исторически молодому политическому организму, преждевременно предъявлявшему задачи такого руководства, как требование единства и силы центральной власти в такую пору, когда внутренний строй Великорусского великого княжества переживал только ранние моменты эволюции к новым формам политического объединения. Это преждевременное испытание сил Великороссии надрывало их и неизбежно тормозило процесс объединительной работы, но, с другой стороны, обостряло потребность объединения и ведший к нему кризис устарелых порядков и отношений.