Рассуждая на темы принятия и непринятия, я потихоньку сомлел под выползшим на небо солнышком, и, похоже, пропустил важный момент. Проснулся, когда «пчелиный улей» имачатова дворца уже вовсю гудел. Кто-то кричал, кто-то плакал, кого-то чем-то били. А вокруг все бегали, носились…
«Неужели это Сын Обезьяны? — задохнулся я от волнения. — Неужели он смог?! Или…Или, наоборот, не смог».
От последней мысли стало страшно. Я старательно прислушивался к голосам, надеясь не услышать знакомых интонаций моего лазутчика… И не услышал. Но это меня мало успокоило.
Суета не утихала. Кажется, вся дворня коварного имачаты искала череп! Ко мне, кстати, с проверками не лезли. Только бегали мимо, лишая покоя. За несколько часов я настолько привык к суматохе, что уже перестал ее замечать. Вот и очередные шаги мимо тюремной ямы проигнорировал. Вздрогнул только тогда, когда меж прутьев решетки протиснулся кусок грубой холстины и с глухим стуком покатился по стенке вниз. Я осторожно подошел к комку, откинул край — и на меня вылупились пустые черные глазницы.
Череп! Тот самый, с расписными солнцами на макушке и чернеными зубами.
— Привет, Охотник, — ошеломленно выдал я.
Тут же спохватился, туго смотал холстину, запихал черепушку в какое-то углубление в стене и залепил комьями глины. А потом трясся от каждых новых звуков шагов — а ну как спустятся и искать начнут! Нет, такого мне не надо.
Однако, до самого глубокого вечера никто ко мне в гости не пожаловал. Равно как и ночью — не знаю даже, как там дела у Сына Обезьяны сложились. Сумел ли сбежать?
За весь следующий день обо мне вспомнили только единожды: какой-то слуга молча кинул вниз черствую лепешку и горсть полуобглоданных костей (кажется, утиных). Даже сказку не попросил рассказать. Я маялся от безделья, мучился от голода и догрызал последние ногти, потому что Ицкагани напрочь пропал и на новые сеансы по психоанализу не являлся. А времечко уходило.
На следующий день снова зарядил дождь. Из-за него толком выспаться не удавалось даже днем. Сначала я стоял под струями дождя, чтобы хоть как-то отмыть налипшую грязь, а потом, уставший, завалился в наименее сыром углу, чтобы снова в этой грязи измазаться. Но еще до обеда что-то изменилось: притихшее было подворье имачаты просто взорвалось новым бурлением! Снова бегали люди, снова что-то болтали, спрашивали, кричали. Градус тревоги был явно выше, чем в день пропажи черепа.
Я вскочил взволнованный, потянулся к решетке, надеясь хоть что-то разобрать в голосах. Но объяснения пришли ко мне сами. Сразу несколько человек, которых я толком не мог рассмотреть, окружили мою яму. Что-то заскрипело, затрещало — решетка приподнялась и была откинута в сторону. К краю ямы подошел сам Ицкагани, закутанный в насквозь промокший плащ.
— Слушай меня, Сухая Рука: сейчас тебя вытащат из ямы, отведут к берегу Великой. И ты скажешь своему Черному Хвосту, чтобы тот убирался домой! Если он и его люди не послушаются, то клянусь, я тут же накормлю твоею кровью всех двенадцать духов Черного Урочища! Ясно?
— Не очень, — искренне признался я. — А что здесь делает Черный Хвост?
— Твой бешеный койот привел сюда всё ваше поганое войско! Он угрожает мне! Мне! Требует вернуть своего калечного владыку и грозит нам всяческими карами! Останови его! Или, клянусь, ты не оживешь до следующего рассвета!
Вот оно! Вот нужный момент!
— Успокойся, имачата, — с грустной улыбкой остановил я его крики. — Тебе не о чем беспокоиться. У моего верного Черного Хвоста слишком мало воинов. Уж я-то знаю, сколько людей осталось в Излучном. Ты можешь собрать мужчин всех родов Черного Урочища — и победить… «бешеного койота». Тебе нечего бояться.
Ицкагани менялся в лице. Он недоверчиво слушал меня, а по лицу его метались самые разные эмоции — страх, злорадство, стыд, недоумение — и ни одна из них не могла утвердиться надолго.
— Тебе нечего бояться, — повторил я. — Власть твоя не будет порушена. Просто погибнут еще несколько десятков или сотен четлан. Просто наш народ станет еще слабее. И пурепеча (или какому-нибудь другому племени) станет еще легче подчинить нас.
Ицкагани молчал, глядя на меня свысока.
— Ты всё еще считаешь меня глупым мальчишкой с камнем в руках? — холодно спросил он.
— Я не знаю, Ицкагани, — вздохнул я. — Мы слишком мало общались. А вот твой отец утверждает, что ты совсем не такой…
— Что?! — мой пленитель вмиг утратил самообладание и в ярости закричал. — Мой отец?!
— Да, — еще тише ответил я. — Охотник За Вторым Солнцем считает, что ты всегда был замечательным имачатой.
Говоря это, я отошел в тень ямы, а затем вышел оттуда, держа череп в левой руке. Протянул его вверх и хотел было продолжить… Но тяжелый мокрый плащ с оглушительным хлопком взвился вверх крыльями гигантской птицы! Не успел он упасть наземь, как Ицкагани сиганул в яму на полтора человеческих роста. Поскользнулся на полужидкой от дождя глине, но выровнялся и стремительно выхватил череп из моей руки.