Собкор КГБ. Записки разведчика и журналиста

А утром следующего дня я улетел в Рим, чтобы вновь вернуться в Париж на несколько недель весной 1979 года. Это тоже была спецкомандировка, но Левы уже не было в живых. Вернувшись в Москву в августе 1968 года, он вновь уехал собственным корреспондентом в Париж в декабре 1974 года, а 13 сентября 1978 года — я до сих пор помню это число — мой друг скоропостижно скончался в своем корпункте. Его тело было доставлено в специальном гробу в Москву, и я вместе с другими известинцами хоронил его на Новокунцевском кладбище, где уже спят вечным сном многие мои коллеги по газете. Я любил Льва, он был порядочным человеком и прожил достойную жизнь. И что самое главное, его никто не предавал. А меня предавали. Когда я заканчивал разведывательную школу, мой наставник сказал на прощанье: «Не заводи, сынок, друзей в КГБ. Пусть будут лишь коллеги. Так в разведке спокойнее». Он был прав, мой старый наставник.

Глава XII ПЕРИПЕТИИ СУДЬБЫ

Я долго думал над этой темой. Сами понимаете, что приятнее писать о чем-нибудь более веселом или, скажем, героическом. Но героизм, или геройство, как определяет это человеческое качество наш уникальный толкователь слов Владимир Даль, есть «доблесть, славная отвага, самоотвержение», и родилось оно вместе со своим антиподом — предательством.

Предательство — низшая ступень падения человека, какими бы причинами оно ни было вызвано и в каких бы формах ни проявлялось. И конечно же оно разрушительно в разведке, особенно во внешней, когда «действо» разворачивается за рубежом. Не всем моим коллегам-ветеранам довелось столкнуться с предательством за время работы в спецслужбах. Мне довелось. И пострадал я не только от предателя Олега Лялина, лично знавшего меня по разведшколе и, как принято было говорить, «сбежавшего на Запад», но и от тех подонков, которые, пользуясь секретностью нашего ведомства, гадили мне тайно, то ли от зависти, то ли от врожденной склонности к подлостям. Их трое, этих подонков. Они еще благоденствуют, пребывая в пенсионном безделье. С одним (помимо Лялина) я учился в той же разведшколе (напомню, что его звали Валей). С двумя другими — близко столкнулся по работе в Москве и за рубежом. Мы даже водку пили вместе, а некоторые лобызали меня в пьяном угаре, размазывая слезы по щекам. Нет, не назову имен и фамилий, чтобы не было им стыдно перед внуками. Но они узнают себя. А истории, которые я расскажу, пусть послужат уроком и предостережением другим, молодым разведчикам.

Заканчивается 1969 год, седьмой год моей «шпионско-журналистской» деятельности в Италии. Готовлюсь к отъезду в Москву. Устал страшно. Осточертели агенты, встречи, «наружка», от которой надо бегать, и даже молоденькие секретарши из совучреждений в Риме. Как-то говорю резиденту:

— Если не отправишь домой в ближайшее время, набью морду первому встречному полицейскому и уеду из этого вечного города как персона нон грата.

Резидент улыбнулся:

— Шутник ты, Леонид Сергеевич, ведь скучать будешь. Другие-то зубами за загранку держатся. Боятся стать этой самой «персоной», поэтому и не рискуют.

Подготавливаю своих агентов к передаче новым своим коллегам и выдавливаю из источников информацию. Да, устал… Среди недавно приехавших в вечный город коллег особенно беспокоит один. Не понравился он мне сразу и внешне и внутренне. Болтлив не по делу. Опыта оперативной работы не имеет. Трудился в центральном аппарате КГБ на ниве обработки агентурной информации. На первой же встрече — передаче агента, состоявшейся в ресторане, — вел себя более чем странно. Это он потом будет всячески препятствовать моему возвращению в Рим под всевозможными предлогами, включая мой «неустойчивый моральный облик». В этом ему будет активно содействовать другой коллега, которого за малый рост прозвали «шибздиком». Работал он под другой «крышей» и занимался в основном внутренней жизнью сотрудников советской колонии. Таких мы называли между собой «гнидами». Иудино существо этих людей проявится позднее. Итак, подытожим. Их четверо: Лялин и еще трое кагэбэшников, которые предавали меня.

После окончания очередной «загранки» работаю под прикрытием сначала в «Известиях», потом в «Неделе» — заместителем главного редактора. Как вы уже знаете, меня действительно «по-хорошему», то бишь по состоянию здоровья, увольняют в запас. Впрочем, причины для этого есть. Автомобильная авария с тяжелыми травмами дает о себе знать. Но я еще не вольная птица, ибо продолжаю работать на Пятое (идеологическое, как его называли) управление КПЗ СССР, которое использует меня в качестве журнал иста в новой области нашей древнейшей профессии — контрпропаганде. А в 1970 году Лев Николаевич Толкунов вновь направляет меня в Италию собственным корреспондентом газеты, уже «чистым» или, правильнее, «получистым» журналистом, потому что я вовсю помогаю в работе моим коллегам по разведке. Вот тут и проявился пока первый из предателей — Олег Адольфович Лялин.