Эти споры были непрестанны. Они же их вдохновляли, они же оставляли на сцене бездну между артистами и героями, которых те играли. Аню это, с одной стороны, невероятно будоражило в лучшем смысле художественного слова, но.., с другой, – она впадала в уныние и безрассудство, ибо соображала, что ее тянет на дно чего-то мутного и темного…
И даже при всех этих недоразумениях, разногласиях во взглядах и противоположностях характеров, она не могла себе не признаться в страстной симпатии к своему кумиру. И эта симпатия уже переходила определенные границы…
Да, может быть, все началось с фанатизма, страсти, распаляемой в ней, когда она наблюдала за Вадимом Яковлевичем на сцене… и эти многочисленные овации ее души в его сторону… возможно, зависть? О, зависть всегда появляется, когда человеку чего-то не хватает. А ей, Анне, не хватало радости от всеобщего одобрения, признания ее таланта. Это все было у него.
Получается, причиной ее влечения к нему стали: зависть, похоть, тщеславие. И это все – грехи, с которыми она борется всю свою сознательную жизнь.
Вадим что-то монотонно и долго говорил, да так долго, что Аня быстро от него устала, снова ощутив упадок сил.
– Вам нехорошо? – побеспокоился он.
– Да, простите, – она опустила голову на руки.
– Вы бледны. Отдыхайте.
Оставив на столе принесенную коробку конфет, вчера переданную ему от того мага, услугами которого он все-таки воспользовался на «авось», Вадим направился к выходу, едва ли не раскланиваясь в дверях.
– Бог мой, все тело горит! – взвыла она, жадно отпивая воду из стакана.
– Температура? – сестра приложила свою руку ко лбу Анны.
– Не думаю! Просто внутри все печёт… знаешь, будто кто-то свечу зажег прямо в теле.
– Именно горит? Бог мой, что с тобой происходит?
– Мариш, пойду отдохну. Если что, буди.