– Причина тому желание владеть ею или необходимость держать себя в руках? – все равно спросил Сивков, желая помочь приятелю немного разобраться. Порой твои чувства для других становятся очевидными даже тогда, когда сам ты блуждаешь в потемках догадок.
– Нет. Речь не о власти, не о контроле, не о сексе, – равнодушно покачал головой тот. – Страхи не дают мне покоя. С одной стороны, страх за неё и ее жизнь, а с другой – личная боязнь оказаться униженным.
– Униженным собственным поражением?
– Нет… Униженным чувствами к ней, к которым подтолкнула внутренняя слабость.
«Как человек способен духовно деградировать! – подумал про себя Сергей. – Похоть слабостью мы не считаем. Нам выгоднее считать, что источником любви является слабость духа… Хотя в чем же сила на самом деле, если не в любви?»
– Все хотел спросить, а что было на курорте? – внезапный вопрос Сивкова заставил Ковалева с недоумением сощуриться.
– Я вообще плохо помню, что там происходило, как и в последний месяц, – с сожалением произнес Вадим. – Пробухал, похоже, несколько дней. И в мыслях только Аня-Аня-Аня… Наваждение какое-то. Воспоминания урывками… спасибо видео, сохраненным в смартфоне. Девку снял. Причем, реально снял… И всё в агонии и страхе…
– Ну да. Так это и делается! – как-то спокойно прокомментировал Сергей.
– Что делается?
– Душу так и отнимают: дают тебе навязчивую идею, которая рассеивает твою бдительность, а ты тем временем занимаешься медленным самоубийством.
– Что-то наподобие мне говорил священник.
Сивков вытаращил глаза.
– Ты общался с батюшкой?
– Да, с Аниной подачи.
– С ума сойти, Яковлевич! Не мог такого ожидать.
– Добровольно-принудительно вышло.
– И что?
– Он пытался мне объяснить, что нужно остановиться, иначе мой путь будет усложняться с каждой ошибкой. И сказал, что если я не пойму этого, могу погубить не только себя, но и её. Появятся испытания, какие-то боли.
– Скорби, – поправил Сергей. – В православии так говорят.
– Да. Как-то так.
– Эх, Ковалев. Тебе Бог уже и так предупреждение дает, и эдак. А тебя все влево тянет. Ох, не возьмешься за голову, закончишь плохо. Ну сам посмотри.
– Да как Он знаки дает? – изумился Вадим.
– А что, жизнь у тебя хороша? С Машей всегда в контрах! Сколько раз на волоске от гибели был? А когда чуть не убили из-за Евдокии? А суд? А здоровье? А неудачи? А когда в полицию загремел месяц назад?
– Я был в полиции?
– Боже. Всё, Яковлевич! Всё! – хотел было махнуть рукой Сергей. – А нет… не всё. Есть еще кое-что… – он принялся копаться в телефоне. – Мне тут видео досталось… Предупреждаю сразу, что хорошего мало, расстроишься еще больше. Но лучше пусть покажу тебе я, чем кто-то.
То, что предстало перед глазами, вызвало у Ковалева нервозный озноб: Вадим увидел себя, пляшущего в баре, причем эти пляски имели какой-то аборигенский стиль. Затем – рассказывающего те самые эротические стихи. Затем в угаре носился по заведению, приставал к женщинам… Последний кадр: он лежит в отключке на барной стойке.
– Бармен сказал, что так происходило каждый вечер. Все по одному и тому же сценарию.
Выключив телефон, Сергей отбросил его на стол. Вадим сидел, впялившись в одну точку.
– Может, именно когда я спал, тогда мне и виделся этот Петя?
– Может, и так, кто знает? Ну и еще нехорошая новость, друг мой: видео с тобой на подоконнике засняли журналисты, выходящие из театра после пресс-конференции. Так что жди «сенсаций» в прессе. Сайты города уже пестрят едкими заголовками.
– Не хочу видеть. И, честно сказать, мне немного равнодушно. Сейчас не это главное.
– Я рад, что ты это понял.
– Я вот все на Анечку смотрю, знаешь, – задумчиво проговорил Вадим. – Она ведь мне казалась неземной какой-то. А теперь выясняется, что прежде, чем такой стать, она была самой обыкновенной ветреной особой. И что ее изменило? Любовь, муж, духовная жизнь?
– Думаю, что желание победить себя, – Сивков посмотрел в глаза приятелю воодушевленным взглядом. – Вот об этом триумфе я тебе и говорю, Вадим: используй свое умение достигать цели себе во благо, а не во вред. А то все твои прежние победы – сплошное фиаско.