Ее ужасало предложение, поступившее утром. Фирма «Мэйденформ», производящая бюстгальтеры, предлагала за их рекламу несколько тысяч фунтов.
– Ни в коем случае, – заверила ее Энн Найт. – Это мы оставим моделям, специализирующимся на нижнем белье. – Она говорила об этих девушках так, словно они лишь немногим отличались от проституток. – Вы, Нони, должны рекламировать нарядную, изысканную одежду, а не одежду на каждый день. Утром мне звонили из «Вуменс оун», хотели пригласить вас на фотосессию. Я им ответила, что вы вряд ли согласитесь, но, пожалуй, после разговора с вами я им сама позвоню. Репутация высокомерной и несговорчивой модели вам тоже ни к чему. Нам нужна одна успешная рекламная кампания, а потом, думаю, вас можно будет показать и в Америке.
– В Америке? – удивилась Нони.
– Да. Вами заинтересовался Ирвинг Пенн, а Роланд Клейн прислал мне телеграмму и попросил ваши фотографии.
– Как здорово! – прошептала изумленная Нони.
Она училась быстро и уже многое умела. Теперь Нони могла сама наложить косметику на лицо, изменив свой облик с дневного на вечерний. Она виртуозно приклеивала накладные ресницы и делала себе нужную прическу. У нее собрался целый походный гардероб из нижнего белья, туфель, чулок, поясов и украшений, который она повсюду таскала с собой в увесистом кожаном чемодане. Гардероб предназначался в основном для рекламных съемок, а не для фотосессий. Там редакторы отделов моды и их ассистенты экипировали ее полностью. Однако и на фотосессиях она нередко надевала свои туфли, поскольку они лучше гармонировали с одеждой, и меняла на свой слишком свободный или тесный пояс.
Нони научилась стоять в нужной позе до тех пор, пока у нее не начинала болеть спина и не появлялась дрожь в ногах или одну ногу не сводила судорога. Она привыкла не жаловаться на усталость, холод или жару, понимая, что ей платят не только за эффектный внешний вид, но и за способность точно выполнять указания фотографа. Теперь Нони почти на глаз определяла характер фотографов и редко ошибалась. Она знала, с кем работать будет легко и приятно, кто измучит ее невразумительными просьбами, а у кого взрывной характер. Ей приходилось ладить со всеми. И не только с фотографами. Мир фотомоделей не отличался особым дружелюбием. Нони училась не перечить капризным звездам, не вызывать зависть у моделей постарше, которые ненавидели ее за юный возраст. Но превыше всего она училась создавать и поддерживать собственный стиль в любой одежде, позах и движениях. Непостижимым образом Нони всегда оставалась сама собой, мгновенно узнаваемая, но непредсказуемая.
К апрелю она была уже признанной звездой. Этому способствовала не только своеобразная красота Нони: почти черные глаза, белая кожа и грациозная фигура. Она оказалась на редкость пластичной. В бальных платьях и в нарядах, созданных богами высокой моды, по элегантности и манерам Нони не уступала Барбаре Гоулен и Сьюзи Паркер. Но ей ничего не стоило превратиться в шикарную молодую девушку в стиле Шанель. Твидовые костюмы пастельных тонов и в довершение – камелии или длинные нитки жемчуга. А если было нужно, Нони становилась девушкой-подростком, полностью соответствующей своему возрасту. В апрельском номере «Вога» Нони выглядывала из-за дерева, наряженная в подвернутые синие джинсы и мешковатый свитер грубой вязки – писк весенней моды. Ее волосы были собраны в довольно небрежный конский хвост. Нони улыбалась широко и заразительно. «Таймс» купила у «Вога» этот снимок и сделала его центральным для своей статьи о новой свободе молодого поколения. Кто запечатлен на снимке, становилось ясно из заголовка статьи: «Эноне Либерман всего девятнадцать, а она уже восходящая звезда в мире моды». Статья сообщала, что успешную юную модель часто видят в самых модных лондонских ночных клубах.
Нони никак не ожидала, что ей понравится светская жизнь. У нее с Иззи была одинаковая неприязнь к вечеринкам, балам и тому, что они называли «болтологией». В отличие от своих двоюродных сестер, Нони напрочь отказалась дебютировать в свете и быть представленной ко двору. Теперь же, когда возросла ее известность и популярность, она вдруг обнаружила причину прежней нелюбви к «сборищам»: боязнь потерпеть неудачу. Она почему-то думала, что молодые люди не станут соперничать из-за ее внимания и, едва познакомившись с ней, тут же исчезнут. Нони считала и себя обреченной на участь «подпирательниц колонн», которые по десять раз за вечер наведываются в дамскую комнату, чтобы поправить волосы и подкрасить губы, и отчаянно изображают на лицах радость. Элспет рассказала ей жуткую историю о девушке ее возраста, которую мать сразу же после дебюта, убедившись в невысоких шансах дочери, стала чуть ли не насильно отправлять на провинциальные балы. Но даже там бедняжка почитала за счастье, если за вечер ее приглашали на один танец.