Читаем Соблазны несвободы. Интеллектуалы во времена испытаний полностью

Существуют экстремальные примеры почти незаметной утраты основных либеральных ценностей. Мало того, что в мире, некогда ставшем свободным, применяют пытки, — кое-кто их открыто оправдывает. Самыми разными, узкими и широкими путями в общество прокрадывается авторитаризм — правда, несравнимый по своим последствиям с тоталитарными эксцессами XX в., но все же подрывающий конституцию свободы. У него даже есть определенная модель, которую Иэн Бурума называет «авторитарной технократией». Ее истоки можно найти в Азии, особенно в Сингапуре. Эта форма ограничения либеральных установлений сулит людям «благосостояние без политики», иначе говоря, экономический рост при отсутствии активного гражданского общества. До сих пор публичные интеллектуалы обсуждали этот ползучий авторитаризм лишь изредка и без серьезного результата. Будем надеяться, что постепенный характер процесса все же не усыпит добродетелей свободы.

Вторая причина, мешающая сделать опрометчивый вывод о полном исчезновении соблазнов несвободы, также имеет отношение — по меньшей мере косвенное — к 11 сентября 2001 г. Самюэль Хантингтон говорит о «возрождении» ислама. Понятие, обычно применяемое для характеристики людей, затронутых исламским возрождением, — фундаментализм. Французский язык вносит в это понятие важный смысловой оттенок, поскольку использует слово intégrisme («интегризм»), обозначающее как бы противоположность плюрализма — интеграцию государства, экономики и общества в единую идеологическую систему. Так или иначе, имеется в виду создание уммы (в понимании Геллнера), такого сообщества, где люди будут избавлены от мучений выбора. Люди, обретшие свою индивидуальную идентичность благодаря истории последних столетий, утвердившей ценности Просвещения, теперь хотят от нее отказаться. Свобода внушает им страх.

Для нашего времени это противоречие стало одной из важнейших тем, которая отнюдь не ограничивается исламом. Фундаменталистские соблазны содержатся в любой религии и в многочисленных псевдорелигиях. Обычно эти соблазны, как и булавочные уколы терроризма, представляют собой негативные формы веры. Они направлены против Просвещения и, следовательно, образуют нечто вроде Контрпросвещения. Для многих современная наука — как бельмо на глазу. Она целиком и полностью — от генетических исследований и до биологической («дарвинистской») теории эволюции — попадает под прицел фундаменталистов. Вместе с современной наукой они осуждают и остальные символы модерности: технику, экономику (особенно те ее негативно маркируемые особенности, которые связаны с глобализацией), масс-медиа во всех их сегодняшних агрегатных состояниях. При этом интенсивное осуждение масс-медиа не мешает фундаменталистам столь же интенсивно их использовать. Вообще Контрпросвещение — это не столько возврат к родимой старине (как его преподносят), сколько борьба против новизны всеми средствами эпохи модерна. Здесь вновь уместно вспомнить о фашизме.

Итак, нет недостатка в симптомах, показывающих, что свобода в наши дни подвергается новым угрозам — в том числе, возможно, и соблазнам несвободы[359]. Конечно, нужна осторожность; не стоит поспешно обобщать беглые наблюдения. Эпоху, начавшуюся в 2001 г., нельзя сравнивать с эпохами, которые наступили в 1914 и тем более в 1917 и 1933 гг. Нашу современность нельзя назвать временем великих испытаний, каким были десятилетия тоталитаризма. С другой стороны, история — процесс открытый. Не существует мирового духа, ведущего человечество твердой рукой в одном и только одном направлении. Ширящийся терроризм, который часто апеллирует к исламу, и ползучий авторитаризм во многих экономически развитых странах (не говоря уже о странах с переходной экономикой), по-видимому, вновь ставят перед нами проблемы, которые мы исследовали в этой книге. Возможно, кому-то добродетели эразмийцев кажутся слегка старомодными, но никто из любящих и ценящих свободу не огорчится, если этим добродетелям найдется место и в будущем.

ПРИЛОЖЕНИЕ

Societas Erasmiana[360] (когорта 1900–1910)


Члены.

Это эразмийцы в собственном смысле слова. Они упорядочены здесь в соответствии со степенью их эразмийства. Под чертой приведены имена тех, кто сначала уступил соблазну несвободы и лишь затем стал «работником последнего часа».


Кандидаты.

Лица, упомянутые вскользь и не обсуждаемые подробно.


Иностранные члены.

Эразмийцы из стран, обойденных соблазном несвободы. Некоторых, однако (во всяком случае, тех, чьи имена стоят под чертой), этот соблазн привлекал и там.


Ассоциированные члены.

Лица, выступавшие организаторами, сторонниками, защитниками эразмийцев, хотя сами они не были публичными интеллектуалами, принадлежащими к той же категории.


Отклоненные кандидатуры.

Жан-Поль Сартр (1905–1980)

Роберт Хавеман (1910–1982)

Сестры Митфорд


Этот краткий список ограничен именами людей, которые обсуждаются подробно. В него включены только те, кто не устоял перед соблазном несвободы. Этот список, в отличие от других, мог бы быть гораздо длиннее.

Перейти на страницу:

Все книги серии Либерал.RU

XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной
XX век: проработка прошлого. Практики переходного правосудия и политика памяти в бывших диктатурах. Германия, Россия, страны Центральной и Восточной

Бывают редкие моменты, когда в цивилизационном процессе наступает, как говорят немцы, Stunde Null, нулевой час – время, когда история может начаться заново. В XX веке такое время наступало не раз при крушении казавшихся незыблемыми диктатур. Так, возможность начать с чистого листа появилась у Германии в 1945‐м; у стран соцлагеря в 1989‐м и далее – у республик Советского Союза, в том числе у России, в 1990–1991 годах. Однако в разных странах падение репрессивных режимов привело к весьма различным результатам. Почему одни попытки подвести черту под тоталитарным прошлым и восстановить верховенство права оказались успешными, а другие – нет? Какие социальные и правовые институты и процедуры становились залогом успеха? Как специфика исторического, культурного, общественного контекста повлияла на траекторию развития общества? И почему сегодня «непроработанное» прошлое возвращается, особенно в России, в форме политической реакции? Ответы на эти вопросы ищет в своем исследовании Евгения Лёзина – политолог, научный сотрудник Центра современной истории в Потсдаме.

Евгения Лёзина

Политика / Учебная и научная литература / Образование и наука
Возвратный тоталитаризм. Том 1
Возвратный тоталитаризм. Том 1

Почему в России не получилась демократия и обществу не удалось установить контроль над властными элитами? Статьи Л. Гудкова, вошедшие в книгу «Возвратный тоталитаризм», объединены поисками ответа на этот фундаментальный вопрос. Для того, чтобы выявить причины, которые не дают стране освободиться от тоталитарного прошлого, автор рассматривает множество факторов, формирующих массовое сознание. Традиции государственного насилия, массовый аморализм (или – мораль приспособленчества), воспроизводство имперского и милитаристского «исторического сознания», импульсы контрмодернизации – вот неполный список проблем, попадающих в поле зрения Л. Гудкова. Опираясь на многочисленные материалы исследований, которые ведет Левада-Центр с конца 1980-х годов, автор предлагает теоретические схемы и аналитические конструкции, которые отвечают реальной общественно-политической ситуации. Статьи, из которых составлена книга, написаны в период с 2009 по 2019 год и отражают динамику изменений в российском массовом сознании за последнее десятилетие. «Возвратный тоталитаризм» – это естественное продолжение работы, начатой автором в книгах «Негативная идентичность» (2004) и «Абортивная модернизация» (2011). Лев Гудков – социолог, доктор философских наук, научный руководитель Левада-Центра, главный редактор журнала «Вестник общественного мнения».

Лев Дмитриевич Гудков

Обществознание, социология / Учебная и научная литература / Образование и наука

Похожие книги