«Соболь» оставляет след

— Я же говорил — второй год про него не слыхали, — как бы даже обрадовался майор. — Но зато вот, познакомьтесь, — он кивнул на лейтенанта, — участковый Привальцев... Так он утверждает, будто Минасяна видели вчера утром.

Баранов взглянул на Привальцева, и тот, ещё более вытянувшись, заговорил, обращаясь то к нему, то к майору:

— Так точно, видели. Трое соседей и ещё двое в кафе... Его не было, не было, а вдруг появился — снова пропал. То есть пока не обнаружил я его...

— А Минасян не иначе этого Гришина корешок, — пояснил начальник райотдела. — Три ходки в места отдалённые, та-акой резвый, мерзавец, намучились с ним! Правда, с год, как у нас не художничает. Верно, Привальцев?

Лейтенант вздрогнул и подтвердил;

— Так точно! Я, в общем, недавно, но знаю, что за ним чисто.

— А скажите... — начал было Баранов.

Загудевший на столе аппарат связи прервал его вопрос, и майор переключил рычажок:

— Балбошин слушает!

— Балбошин?! — закричала рация. — Бекоев беспокоит. Наш москвич просит вашего, он где?

— Здесь он, здесь, сейчас... Это Пятигорск, — пояснил Балбошин.

Но Баранов уже подскочил к столу и нагнулся над динамиком:

— Баранов на связи!

— Долгушин говорит, — оповестил динамик. — Анатолий Петрович, выезжай срочно! Два часа назад всплыли вещи из квартиры Гриднева...

— Понял, хорошо, выезжаю!

Самолёт шёл на посадку в предутренней мгле, под хвостовым оперением ярко вспыхивал проблесковый фонарь.

Чиркнули по бетону колёса, подпрыгнули, снова ударились о покрытие полосы, и справа и слева от окошек тяжёлой машины побежали огни ограждения.

Долгушин и Баранов издали увидели своих в толпе пассажиров: в куртках, с кейсами, Баскаков и Певцов походили на двух командировочных, хотя отличие всё-таки было.

Плотной группой вышли из аэровокзала — на площадке перед ним, несмотря на раннее время, царила обычная сутолока большого аэропорта.

— ...Она живет почти на окраине. Отдельный дом, не её, а матери, но сейчас одна, — рассказывал Долгушин. — По ощущению — не скупщица, и по справкам тоже... Но это здешние коллеги прояснят. Правда, попозже, они тут с самого ранья не очень, строго к девяти являются, если особого пожара нет.

— Зато гостиницу приличную сообразили, — сообщил Баранов. — Вода идёт, а в буфете даже позавтракать можно... Нам сюда, Андрей Сергеевич, во-он машина стоит, это полковника здешнего, водитель всю дорогу сопел, недоволен, что рано подняли.

Баскаков постоял, словно прислушиваясь к себе:

— А мы к девяти успеем, раз они аккуратисты. Ты подстрахуешь, в случае чего, объяснишь, будто моемся-бреемся с дороги, а Долгушин нам дорогу покажет. Пошли!

— Так хотя бы машину возьмите, — предложил Баранов. Было заметно, что он обижен отставкой.

— Обойдёмся, пускай досыпает, — отходя от стоянки такси, отозвался Баскаков. — Потратимся разок, а то привыкли за государственный счёт.

Окружённый дощатым забором дом оказался весьма солидным сооружением, сад при нём рос ухоженным, внутренняя обстановка говорила об изрядном достатке хозяев — в кухне наличествовал финский гарнитур, а минский холодильник оказался последней модели.

Хозяйка — Нелли Самсоновна Ногайцева, как было известно всем троим, — женщина лет тридцати и приятной наружности, разговаривала с непрошеными визитёрами, облачённая в изумрудного цвета спортивный костюм, на пальцах посверкивали кольца, и начальное смущение постепенно покидало её.

— Что предложили, то и купила... Бабство наше подвело, решила знакомой похвастаться, показала, — она криво усмехнулась, — а та взяла и стукнула.

— Тогда два вопроса, — сказал Певцов. Он не без удовольствия разглядывал хозяйку, и было похоже, что та тоже выделяла его из троих. — Почему ваша знакомая стукнула? Это раз. И где вы познакомились с продавцом?

— Так по этим вещам, оказывается, розыск объявлен. У них в комке описание есть, она там и работает... А предложили купить на базаре, когда я у самошвейников шмотки глядела. Очень просто.

— Предложили на базаре, а покупали где? — спросил Долгушин.

Баскаков сидел отвернувшись, глядя в открытое окно, за которым на ветру лепетала листва.

— Здесь, дома... Он сюда пришёл и принёс, — Ногайцева снова усмехнулась. — Интересно, какой он, да? Чёрный, худой, думаю, армянин, а там чёрт разберет, у нас тут национальностей, как шерсти на собаке.

— Он один был?

— Один, — она встала и подошла к плите. — Угощу вас кофе. И сама с вами выпью, хотя рано ещё завтракать... Ой, у меня подружка такую книжку где-то раздобыла, но не книжку, а перепечатку с неё... Так в ней один дед из-за бугра голодать советует и диету особую — для здоровья и красоты. Ну ничего нельзя! Ни масла, ни мяса, соль и сахар — яд, и кофе тоже. Фамилию забыла... А я пью, и ничего.

— Его фамилия — Брегг, — повернулся на стуле Баскаков. И Нелли с чезвеем в руке полуобернулась к нему. — Когда вы должны с ними встретиться?

Чезвей не выпал из её руки, просто рука ослабила хватку, и латунная посудинка стукнулась донышком о решётку плиты.

— С кем...

— С ними, с ними, с теми, кто вещи вам продал? Кстати, как назвался тот, сероглазый, приятной наружности?

— Валентином... О-ой, дура я, дура!