Собор. Роман о петербургском зодчем

Расширенные глаза Пуатье совсем вылезли из орбит.

– Вы… Вы говорите… Но я был уверен, что пуля попала в голову…

– Вон она, ваша пуля! – Огюст пальцем указал на отверстие, темнеющее в светлой спинке кровати. – Рука у вас дрожала, и голову вы от страха слишком запрокинули, вот и смазали вдоль головы. Ни черта вы не умеете, даже застрелиться не можете! Трус! Тряпка! Грязный мошенник! Замарали мое имя перед целым Петербургом, выставили меня подлецом-вымогателем… А теперь я из-за вас едва шею себе не свернул – была охота в шестьдесят лет по окнам скакать! Какого черта вы не открывали дверь?! Я думал, вам не доползти до нее!

– Я ключа не мог найти, я его выронил. – Голос молодого человека дрожал, рукой он лихорадочно ощупывал повязку на голове, надавливая пальцами то на лоб, то на висок, будто ища свою воображаемую смертельную рану. – О Господи! Господи… Я погиб!

– А я вам говорю, это пустое. Подумаешь, ухо себе порвали… Кисейная барышня!

Говоря это, он широкими шагами обошел вдоль и поперек всю небольшую спальню и вскоре обнаружил ключ, завалившийся между каминным экраном и стеной. Подняв его, архитектор решительно шагнул к двери.

– Куда вы, мсье? – тихо спросил Пуатье. Он в это время привстал на постели, должно быть еще испытывая сильное головокружение, но начиная приходить в себя.

– Как куда? – Монферран вставил ключ в скважину и повернул его. – Иду послать моего кучера за хирургом: мочку-то вашу надо, верно, зашивать.

– И никого больше не позовете?..

– А кто еще вам нужен? Священник, полагаю, вам не понадобится, разве что вы жениться собрались. Впрочем, как видите, вторая комната пуста – ваша прелестная подруга исчезла. А теперь представьте, что вы застрелились бы по-настоящему. Что было бы со мной, а? Я вхожу к вам в дом, раздается выстрел, и вы мертвы… Прелестно! Одна надежда на свидетельство мадемуазель Дюсьер… Уф!

– Простите меня!

Движимый отчаянием, Пуатье вскочил с постели, шатаясь, обхватив голову обеими руками, дошел до двери и рухнул на колени перед застывшим на ее пороге архитектором.

– Умоляю вас… если это возможно… у меня были долги… Проклятый карточный клуб… Эта женщина, которой все было мало, мало… Я был на пороге тюрьмы! Боже мой, у кого я только не просил денег, и все мне отказывали… Не знаю, как я решился на это: взять вашу печать, подделать ваш почерк…

– А кстати, хорошо подделали! – вдруг усмехнулся Монферран. – Не отличишь. Вот ведь можете что-то, когда захотите. Чтоб вы и рисунки так же делали!.. И… послушайте, будет вам разыгрывать корнелевские сцены! Встаньте немедленно!

– Нет! – вскрикнул, задыхаясь, Пуатье. – Я сцен не разыгрываю. Я… Хотите, я пойду к мсье Брюллову и сознаюсь?

– Вы с ума сошли! – Архитектор пожал плечами. – Он же на вас в суд подаст.

– А вы… не подадите?

– Да нет, теперь, пожалуй, не подам. Ну вас, ко всем чертям! И не хватайтесь за мой сюртук, он и так уже весь в крови. Вставайте и ступайте в постель, покуда врач не приедет…

Но Андре вместо этого закрыл лицо руками и отчаянно разрыдался. Он плакал, содрогаясь всем телом, по-детски мучительно всхлипывая, и от этих рыданий у Огюста вдруг что-то защипало в глазах.

Наклонившись, он опять, на этот раз мягко, даже ласково подхватил раненого под руки.

– Полно вам, ну, полно… Надо лечь, не то наживете лихорадку и проваляетесь месяц-два. А мне нужны здоровые помощники.

Андре вскинул к нему мокрые изумленные глаза:

– Как?! Вы меня не уволите?!

– А куда вы пойдете, если я вас уволю? – Монферран нахмурился. – Что, опять в карточный клуб?

– Нет, нет! Клянусь спасением души!

– О спасении души не говорят, когда только что стрелялись! Ну послушайте, долго мне вас поднимать? Не хотите в постель, сядьте хотя бы вон в кресло. Вот так. И погодите минутку.

Растворив окно, Огюст окликнул своего кучера Якова и велел ему поскорее привезти врача.

– Скажешь, что человек заряжал пистолет да нечаянно выпалил себе в ухо! Понял?

– Понял! – кивнул кучер. – Мигом слетаем… А и горазды же вы, Август Августович, прыгать! У меня аж дух занялся, когда вы с балкона-то на подоконник…

– Пошел, куда тебя посылают! – вспылил архитектор, заливаясь краской. – Разболтался!

Он захлопнул окно и опять повернулся к Пуатье:

– У вас вино есть какое-нибудь?

Молодой человек слабо мотнул головой вправо:

– Там, в шкафчике…

Минуту спустя, наполнив два стеклянных бокала мадерой, Монферран уселся на стул и протянул один из бокалов Андре:

– Выпейте. Станет легче. И пожалуйста, выслушайте меня. Я хочу, чтобы мы отныне понимали друг друга. Нет, не прерывайте, слушайте, это очень важно. Видите ли… я теперь понимаю, что вы виноваты меньше, чем я думал. Вы, верно, действительно думали, что я беру комиссионные с художников, ну и решили этим воспользоваться… Был бы я нечист на руку, так уж промолчал бы, возмущаться бы не стал. Должно быть, вы меня не любите за мой скверный характер, ну и думаете обо мне плохо.

– Я просто не знал вас! – прошептал Пуатье. – Но если…