Собрание сочинений. Логово белого червя

Тишина тем временем становилась все плотнее, а тьма все гуще. Я тщетно пытался услышать с улицы звуки припозднившегося экипажа или хотя бы какой-нибудь отдаленной перебранки. Ничего, кроме завываний ветра, пришедшего на смену грозе, которая, видимо, бушевала теперь где-то вдали за Дублинскими холмами, вне пределов слышимости. В самом сердце огромного города я ощущал себя наедине с природой и Бог знает с кем там еще! Мое мужество таяло буквально на глазах. Однако пунш, низводящий столь многих до скотского состояния, вновь сделал меня мужчиной — и весьма ко времени, чтобы я смог своей укрепившейся нервной системой относительно спокойно воспринять студенистые звуки дряблых босых ступней, в очередной раз шлепающих вниз по ступеням.

Я не без содрогания взялся за свечу. Пересекая комнату, пытался даже сымпровизировать нечто вроде молитвы, но, прервав ее на миг, дабы прислушаться, так никогда и не завершил. Шаги продолжали звучать. Признаюсь, я замер у двери в нерешительности на мгновенье-другое, но все же, взяв себя в руки, распахнул ее. Выглянув в коридор, нашел его совершенно пустым — никаких тебе чудищ ни на площадке, ни на ступенях; а поскольку ненавистные звуки как будто поутихли, набрался храбрости совершить вылазку аж до самых перил. И о ужас! Одной-двумя ступенями ниже места, где я оказался, лестницу попирало нечто неземное. Мой глаз ухватил там движение, то было нечто вроде ступни Голиафа — серое, тяжеленное, мертвым весом шлепающее со ступени на ступень. Чтоб мне пропасть, это была такая чудовищная крыса, какой я не мог себе даже вообразить!

Как сказано у Шекспира, “иной не сносит чавканья свиньи, иной впадает в раж, кота завидя”. Я едва не спятил при виде той крысы. Вы можете смеяться, если угодно, но она уставилась на меня, казалось, совершенно по-человечьи злобным взглядом и, поскольку ерзала она буквально у меня под ногами, глядя снизу вверх, я распознал в нем, могу в том поклясться — тогда я лишь чувствовал, теперь же знаю точно, — инфернальный взгляд и ненавистное выражение лица моего старого “приятеля с портрета, вселившегося на время в эту вонючую тварь у меня под ногами.

Во мгновение ока я вновь оказался у себя в комнате — в таком ужасе и отвращении, что не поддаются никакому описанию, — и заложил дверь на все засовы, как будто снаружи ломился голодный лев. А чтоб их, этот проклятый портрет, а заодно и его прототипа! В душе я прекрасно сознавал, что эта крыса — да, да, эта самая крыса, КРЫСА, которую я только что имел счастье лицезреть, — есть не что иное, как жуткий маскарад моего исчадия ада, шаркающего в обличье крысы по пустынному дому с целью устроить какой-то свой дьявольский розыгрыш.

Наутро я ни свет ни заря уже брел по топким улицам и в числе прочих дел отправил наконец условленное письмо Тому. По возвращении, однако, я нашел дома записку от моего отсутствующего “сожителя”, извещающую о его намеченном на завтра прибытии, что меня обрадовало вдвойне, ибо я уже вполне преуспел в моих квартирных хлопотах, а перемена действующих лиц в этой пьесе представлялась мне особенно желательной в свете отчасти абсурдного, отчасти ужасающего приключения прошедшей ночи.

Я по-солдатски без удобств провел следующую ночь в своей новой квартире по Дигес-стрит, но уже к завтраку поспешил вернуться обратно в наш заколдованный замок, чтобы не прозевать возвращение Тома.

Я угадал — он явился туда тотчас же по приезде, и первый его вопрос был о наших успехах в поисках нового местожительства.

— Слава Богу! — искренне обрадовался он, узнав что все уже устроено, — Я в восторге от вас, Дик! Что до меня, то смею заверить вас: на всей земле нет причины, способной заставить меня провести еще одну ночь в этом кошмарном доме-западне.

— Не будите лиха! — вскричал я в неподдельном страхе и с гримасой отвращения. — У нас не было ни минуты покоя, с тех самых пор, как мы поселились здесь. — И я продолжал дальше в том же духе, припомнив попутно мое приключение с чудовищной старой крысой.

— Ну, если все дело в крысе, — заявил мой кузен, пытаясь обратить мои переживания в шутку, — то не стоит делать из мухи слона.

— Но ее глаза, дорогой мой Том, ее демонический взгляд! — упирался я. — Если бы вы сами повидали ее, вы бы не говорили так.

— Я склоняюсь к мысли, что лучшим заклинателем в вашем случае оказался бы упитанный кот, — смеясь, объявил Том.

— Тогда, может быть, выслушаем рассказ о вашем собственном приключении? — предложил я с изрядным сарказмом.

Брошенный мною вызов заставил Тома невольно оглянуться по сторонам — видать, разворошил я далеко не самые приятные из его воспоминаний.

— Вы услышите его, Дик, я расскажу вам, — сказал он. — Клянусь небом, сэр, расскажу, хотя делать это здесь мне как-то не по себе. Уповаю лишь, что среди бела дня мы достаточно крепки и привидениям не вполне по зубам.