Собрание сочинений. Логово белого червя

Однажды в Полдень я позволил себе прикорнуть на часок на вашей кровати, затем это вошло в привычку; свою же я терпеть не мог, даже близко не подходил, кроме ежедневного визита украдкой поутру, наспех смять постель, чтобы наша Марта, войдя в зловещую опочивальню наводить порядок, не открыла тайну моих ночных отлучек.

Мне на беду, однажды вы заперли вашу спальню, а ключ унесли с собой. Я вошел к себе, чтобы, как обычно, придать постели вид, будто в ней спали. Ряд обстоятельств, как нарочно, сошлись тогда разом, чтобы подвести меня к эпизоду, который предстояло мне пережить ближайшей ночью. Во-первых, я буквально валился с ног от усталости и недосыпания; а во-вторых, моя истощенная нервная система была уже не столь восприимчива к страхам, как прежде, при любых иных обстоятельствах. Опять же, через открытую форточку в комнату вливалась бодрящая свежесть дня и, в довершение ко всему, яркий солнечный свет рассеивал всякие страхи. Что еще могло обуздать мое желание покемарить часок здесь, на своей постели? За окном звучал обычный дневной гомон, и лучи солнца достигали самых потаенных уголков спальни.

И, подавив последние робкие опасения, я уступил неудержимому соблазну: скинув только пальто и ослабив галстук, а также дав себе слово, что наслаждаться эдаким чудом, как перина, одеяло и подушка, буду не более получаса, я прилег.

Демон был чертовски коварен, он без сомнения наблюдал за моими безрассудными приготовлениями. Болван эдакий, я воображал себе, что мой организм, невзирая на изнурительное недельное недосыпание, окажется в состоянии пробудиться всего-навсего через полчаса! Какая наивность! Я Мгновенно забылся сном, подобным смерти.

Проснулся я спокойно, без какой-нибудь жутковатой причины, и притом сна ни в одном глазу. Было уже, как вы, Дик, должно быть, прекрасно помните, далеко за полночь. Так бывает после долгого глубокого сна, когда выспишься совершенно — просыпаешься неожиданно, спокойно и полностью.

В массивном кресле у камина сидел некто. Сидел он почти что спиной ко мне, но опознал я его безошибочно; он медленно обернулся — и небеса милосердные! Снова это каменное лицо с демоническими чертами! Призрак со зловещим и отчаянным выражением уставился на меня, на сей раз не было никаких сомнений, что он осознает мое присутствие, его лицо полыхнуло новой порцией дьявольской злобы, он неторопливо поднялся и побрел прямо к моей кровати. Я заметил у него на шее веревку, другой конец которой, свернутый кольцами, он держал в руке.

Мой добрый ангел-хранитель дал мне силы пережить все это. Несколько секунд я оставался лежать, парализованный взглядом жуткого фантома, который, приблизившись к постели, вдруг оказался прямо на ней. В следующее мновение я скатился на пол на дальнюю сторону и, уж не помню как, оказался в коридоре.

Но чары все еще не рассеялись; долина смертной тени еще не была мною пройдена до конца; ненавистный фантом проследовал за мной и туда; немного пригнувшись, он уже стоял у самых перил и сооружал петлю на свободном конце своего жуткого вервия, точно готовясь набросить на меня лассо; увлеченный этой зловещей пантомимой, он улыбнулся, и было в этой улыбке столько порока, столько невыразимого ужаса, что мои чувства мне отказали. Как очутился у вас в комнате, я просто не помню.

Я сбежал, Дик, и поступил совершенно правильно, тут и спорить не о чем. За чудесное это бегство, покуда жив, не устану благодарить небеса. Никому не дано постичь или представить себе, что значит для создания из плоти и крови столкнуться с подобным — никому, кроме тех, кто это пережил. Дик, призрак коснулся меня, и могильный холод, пронизав мою кровь, добрался до костного мозга, и я никогда уже не стану прежним, никогда уже, Дик, никогда!

Наша горничная, перезрелая барышня лет пятидесяти с гаком, как я, впрочем, уже упоминал выше, давно оставила свою возню с корзинами и с открытым ртом и выпученными чернуми бусинками глаз под высоко воздетыми жиденькими бровями, поминутно оглядываясь через плечо, постепенно подвигалась к нам. В ходе повествования она вполголоса отпускала различные эмоциональные реплики, но эти ее замечания, ради простоты и краткости, мы здесь опустим.

— Частенько я слыхивала об этом, — заявила она теперь, — но до сих пор не шибко-то верила — хотя почему бы и нет? Разве ж матушка моя, там внизу, в переулке, не ведает страшных историй об этом, упаси Господи! Но вы не должны были ночевать в задней спальне. Она заклинала меня не входить туда даже днем, и не дай Бог какой христианской душе оказаться там в одиночку в ночную пору. Она уверяла меня, что эта спальня евонная.

— Чья же это спальня? — спросили мы хором.

— Ну, его, старого судьи, судьи Хоррока то есть. Упокой Господи его грешную душу. — Она затравленно оглянулась по сторонам.

— Аминь! — бормотнул я. — Но разве он умер именно там?