Собрание сочинений. Т. 1. Стихотворения 1939–1961

Я носил ордена.
После — планки носил.
После — просто следы этих планок носил.
А потом гимнастерку до дыр износил
И надел заурядный пиджак.
А вдова Ковалева все помнит о нем,
И дорожки от слез — это память о нем,
Столько лет не забудет никак!
И не надо ходить. И нельзя не пойти.
Я иду. Покупаю букет по пути.

Ковалева Мария Петровна, вдова,
Говорит мне у входа слова.
Ковалевой Марии Петровне в ответ
Говорю на пороге: — Привет!—
Я сажусь, постаравшись к портрету спиной,
Но бессменно висит надо мной
Муж Марии Петровны,
Мой друг Ковалев,
Не убитый еще, жив-здоров.
В глянцевитый стакан наливается чай.
А потом выпивается чай. Невзначай.
Я сижу за столом,
Я в глаза ей смотрю,
Я пристойно шучу и острю.
Я советы толково и веско даю —
У двух глаз,
У двух бездн на краю.
И, утешив Марию Петровну как мог,
Ухожу за порог.

ГОЛОС ДРУГА

Памяти поэта Михаила Кульчицкого

Давайте после драки
Помашем кулаками:
Не только пиво-раки
Мы ели и лакали,
Нет, назначались сроки,
Готовились бои,
Готовились в пророки
Товарищи мои.

Сейчас все это странно,
Звучит все это глупо.
В пяти соседних странах
Зарыты наши трупы.
И мрамор лейтенантов —
Фанерный монумент —
Венчанье тех талантов,
Развязка тех легенд.

За наши судьбы (личные),
За нашу славу (общую),
За ту строку отличную,
Что мы искали ощупью,
За то, что не испортили
Ни песню мы, ни стих,
Давайте выпьем, мертвые,
Во здравие живых!

ГЛУХОЙ

В моей квартире живет глухой —
Четыре процента слуха.
Весь шум — и хороший шум
                                          и плохой —
Не лезет в тугое ухо.

Весь шепот мира,
                            весь шорох мира,
Весь плеск,
                  и стон,
                               и шелест мира —
Все то, что слышит наша квартира,
Не слышит глухой из нашей квартиры

Но раз в неделю,
                        в субботний вечер,
Сосед включает радиоящик
И слушает музыку,
                            слушает речи,
Как будто слух у него настоящий.

Он так поворачивает регулятор,
Что шорох мира становится
                                            громом,
Понятен и ясен хоть малым ребятам,
Как почерк вывесок,
                              прям и огромен.

В двенадцать часов,
                              как всегда аккуратны,
На Красной площади бьют куранты.
Потом тишина прерывается гимном,
И гимн громыхает,
                             как в маршевой роте,
Как будто нам вновь победить иль погибнуть
Под эти же звуки
                           на Западном фронте.

…А он к приемнику привалился,
И слышно, слышно, слышно соседу
То, чего он достиг, добился, —
Трубный голос нашей победы.

Он слово ее разумеет,
                                  слышит,
Музыку он, глухой,
                              понимает,
И в комнате,
                 словно ветром колышет —
Родина
           крылья свои поднимает.

РАБОЧАЯ ПЕСНЯ