Я разобрал рязанскую игрушку,Изображавшую старушку,Со вложенной в нее еще однойСтарушкой вырезной.Три круглых бабы в красных сарафанах,Три добрых, ладных, гладких, деревянныхПредстали на ладони предо мной.Я вспомнил комнату, где на роялеТри этих женщины всегда стоялиКак символ дома и как герб семьи,И вас, живые женщины мои,Похожих до смешного друг на другаИ на прабабку — важную старуху(В шкафу альбом и локонов струи).Когда бы вы туда ни забрели,Мужчин — как будто не изобрели,Как будто их забыли. И к тому жеЯ не слыхал о сыне или муже,Отце и брате этих трех сестер.(Так, верно, и зовут их до сих пор.)Пекли, варили, шили, прибирали,Друг дружку деловито пробирали,И вновь варили, шили и пекли,И на работу, как и все, ходили,А ежели подкову находили,Ее домой торжественно несли.Добра не ищут от добра. И таПодкова ни к чему была, пожалуй.Седины бабки, внучки красотаИ матери спокойный и усталый,Довольный, ничего не ждущий взор —Все было ладно в доме трех сестер.Я взял игрушку, и опять собрал,И ткнул ее в какой-то дальний ящик,Чтоб вид ее мне не напоминалТех трех — не деревянных, настоящих.
ЛОШАДИ В ОКЕАНЕ
И. Эренбургу
Лошади умеют плавать.Но — нехорошо. Недалеко.«Глория» по-русски значит «Слава», —Это вам запомнится легко.Шел корабль, своим названьем гордый,Океан старался превозмочь.В трюме, добрыми мотая мордами,Тыща лошадей топталась день и ночь.Тыща лошадей! Подков четыре тыщи!Счастья все ж они не принесли.Мина кораблю пробила днищеДалеко-далёко от земли.Люди сели в лодки, в шлюпки влезли.Лошади поплыли просто так.Что ж им было делать, бедным, еслиНету мест на лодках и плотах?Плыл по океану рыжий остров.В море в синем остров плыл гнедой.И сперва казалось — плавать просто,Океан казался им рекой.Но не видно у реки той края.На исходе лошадиных силВдруг заржали кони, возражаяТем, кто в океане их топил.Кони шли на дно и ржали, ржали,Все на дно покуда не пошли.Вот и все. А все-таки мне жаль их —Рыжих, не увидевших земли.