Собрание сочинений Т.4 "Работа актера над ролью"

   В своих сочинениях Коклен утверждал, что актер должен жить чувствами роли лишь в подготовительный момент ее создания, но на сцене оставаться холодным исполнителем внешнего рисунка роли. Эту мысль он подтверждал ссылками на знаменитый “Парадокс об актере”, в котором Д. Дидро утверждал: “Я говорю и настаиваю: крайняя чувствительность создает актеров посредственных, посредственная чувствительность создает толпу плохих актеров, и только при полном отсутствии чувствительности создаются актеры великолепные”.

   Томазо Сальвини, полемизируя с Кокленом, утверждал основной принцип искусства переживания: “...каждый великий актер должен чувствовать и действительно чувствует то, что изображает. Я нахожу далее, что он не только обязан испытывать это волнение раз или два, или пока он изучает роль, но в большей или меньшей степени при каждом исполнении ее в первый и тысячный раз, и сообразно с этим будет он трогать сердца зрителей”.

   9 Так в рукописи. Здесь, как я в ряде других мест, неточность формулировки объясняется черновым характером рукописи.

   10 Борясь со скороспелой ремесленной системой работы, Станиславский отстаивал право театра на организацию нормального творческого процесса создания спектакля и роли, на доведение художественного замысла до его окончательного завершения. Из этого не следует, что Станиславский определял срок работы над пьесой каким-либо определенным количеством месяцев.

   В его личной творческой практике эти сроки были весьма различны в зависимости от характера драматургического материала, уровня мастерства актерского коллектива и т. п. Этому последнему условию он придавал особо важное значение, часто досадуя на то, что вынужден превращать репетиции в уроки по “системе”, что неизбежно тормозило ход работы по выпуску спектакля. В последние годы жизни он утверждал; что если труппа будет в совершенстве владеть методом работы над ролью и актеры будут уметь подготавливать дома линию действия роли, то он берется с такой труппой ставить спектакли в две недели.

   Когда в театрах был поднят вопрос о том, что следует принять за показатели социалистического соревнования, Станиславский говорил, что соревноваться надо не за темпы выпуска спектаклей, а за темпы овладения техникой своего искусства, что неизбежно повлечет за собой и сокращение сроков работы без ущерба для качества спектаклей.

   Далее в рукописи последовательность изложения нарушается. На основании нумерации страниц машинописного текста нами печатаются ниже три фрагмента, представляющие собой продолжение спора Рассудова и Ремеслова о режиссерском искусстве, напечатанные впервые в сборнике: К. С. Станиславский, Статьи, речи, беседы, письма, М., 1953

   Порядок расположения этих трех фрагментов определен составителями, на основании пометок Станиславского в рукописи: “Найти место”, “Поместить как-нибудь”.

   Кроме того, в архиве Станиславского имеется самостоятельная рукопись (No 551), в которой также излагается спор Рассудова и Ремеслова о подходе режиссера к первому чтению пьесы актерам.

   Приводим отрывок из этой рукописи:

   “— ...С чего вы начинаете вашу работу? — почти грозно обратился Рассудов к собеседнику.

   — Извините, с самого начала,— с деланным балаганством и бравадой шутил Ремеслов.

   — То есть? — переспросил Рассудов строго.

   — С чего? Ну, конечно, с чтения пьесы, если она новая и никому не известна,— уже немного грубо ответил Ремеслов...

   — Вы хорошо читаете? — допрашивал Рассудов.

   — Вы заставляете меня быть нескромным,— кокетничал Ремеслов,— Провинция весьма и весьма одобряет мое чтение, а что касается столицы,— куда же мне, маленькому провинциальному режиссеришке!!

   — Вероятно, при чтении вы стараетесь дать законченные, яркие образы ролей, как вы их сами понимаете, и заставить почувствовать общий тон и настроение всей пьесы, которые вы уже заранее пережили? — продолжал допрашивать Рассудов.

   — Конечно, я стараюсь выявить образы и пьесу в том виде, как я намерен ее ставить. И, как говорят, это удается мне в провинции не без успеха,— хвастался Ремеслов.

   — Это плохо! — совершенно неожиданно заключил Рассудов.

   — Плохо?! — воскликнул Ремеслов, превратившись от недоумения в вопросительный знак.

   — Плохо не для вас, конечно, а для искусства, для нас, артистов,— пояснил Рассудов.

   — Плохо, потому что я хорошо читаю? — недоумевал Ремеслов,— Значит, если б я читал плохо, то было бы хорошо?