Собрание сочинений. Том 1. Голоса

На круглых потолочных небесах раскинулись цветущие ветви яблонь, (только показались, видимо, куполами раскрытых парашютов) между ними на лестницах женщины с корзинами, в которые они собирают урожай крупных мичуринских яблок. И щеки работниц были, как яблоки, и груди выпирали из корсажа – и готовы, кажется просыпаться на нас тоже. Работницы были совершенно безобидны и не обращали на нас – внизу никакого внимания. Никто ниоткуда не угрожал, картина мирного труда, как говорится, между тем что-то во всем было не то. Почему яблони одновременно цвели и плодоносили? Тем более что я начинал подозревать, откуда мог навязаться мой словоохотливый собеседник. Потому и не боится. Просто надо не подавать вида (почему надо? и что это за «вид», который можно не подавать, как вино и закуски?). Шампанское теплое, все же придется выслушать повесть, которую возбужденному блондину просто не терпится рассказать.

– Извините, я не знаю, что вы обо мне думаете, но я хочу, чтобы вы услышали. Вы Орвелла читали?

«Вот еще буду я признаваться первому встречному!»

– Да, слышал что-то. Английский писатель-сатирик. Кажется, коммунистом был.

– Так вот, гораздо страшней. Хотя страшней нашей жизни вообще ничего не может быть.

– Ну, – протянул я неуверенно. – Все же есть надежда. У моего друга скульптора собираются, молодые из ЦК, такие речи ведут.

– А они случайно не подмена?

– Кто?

– Подмена, не настоящие. Сейчас всюду – подмена. Да вы слушайте, я расскажу.

На этот раз на потолке были сугробы – один выше другого, которые совершенно погребли нас под своей толщей. Наверху была полярная пустыня, и даже выйти отсюда, высокие медные двери в стиле пятидесятых, выползти отсюда было невозможно. Надо было пробить вверх все двадцать этажей. Так что приходилось зимовать и слушать. Начал Сергей со своей подруги, с портрета.

ГЛАВА 2

Внимательный не женский взгляд, без кокетства. Наташа. Тяжко с ней порой, угловато. Речь ее бывает странна. Отношение ко мне равнодушное.

– Представляешь, его карман она принимает за норку.

– Кто она?

– Да белая крыса.

– Где же ты ее видела, Наталья?

– У него на плече.

– Да кто он-то?

– Дом и ходячий автобус.

– Еще скажи, шагающий экскаватор!

– Ковш – это рука.

– Вот дурочка.

– А я бы всю жизнь прожила в чьем-нибудь кармане. Или за пазухой.

– Действительно, живешь, как у Христа за пазухой.

– А ты ко мне не ходи.

– Еще чего скажи…

– Некогда мне тут с тобой, меня министерский Джим в партийном доме по соседству ждет, прогулять и покормить надо.

– Зачем он тебе?

– Люблю добрых овчарок моих недобрых знакомых. Тем более платят.

– Охрана не обижает?

– А я их не замечаю, стой себе под елкой.

– Ты и на обслугу, как на пустое место… Даже я заметил.

– Сами выбрали такую профессию – пустым местом быть. И ты вот – тоже. Кто ты? Что ты? Чем занимаешься?

– Чего ж ты меня не гонишь? Пустое место обнимаешь?

– А пустое место хоть гони, хоть обнимай, никому не жарко, не холодно.

Гордая. Просто она видная, ладная, все внимание обращают. А я – никто из НИИ. Вот и выбрала. И не вспомнил бы я об этом разговоре, если бы не увидел через неделю вечером в метро. Домой возвращался.

Впереди на эскалаторе поднимался парень в коричневой куртке, вдруг – из‐за плеча выглянула белая крыса, перебежала на другое плечо. Парень ее подхватил и, видимо, сунул за пазуху, во всяком случае, кончик длинного хвоста некоторое время свешивался на спину кожанки – обрывок веревки. Исчез – и горбоносая мордочка высунулась из‐за человеческого уха. Вот она о ком говорила, подумал я, значит видела. Так он всюду и ходит, подумал я, ручная зверушка – украшение и развлечение. Ездит и живет на нем – привыкла. Действительно, дом и автобус. Метафора. Жаль, что она стихов не пишет. Она, кажется, умна. Вот и не пишет.

Прошло несколько дней и увидел я крысу с парнем снова, то есть опять. В ситуации, небезразличной для меня. Они сидели – парень и Наташа на скамейке во дворе нашего дома под пыльным тополем возле пустой песочницы. Причем белая крыска с кожаного плеча, вытянув шею, обнюхивала волосы Наташи. «Розовый носик, – подумал я. – Разве у крыс такие нежные носы бывают?»

Наташа посмотрела на меня и улыбнулась, будто ничего особенного не происходит.

«Сергей», – представила меня она.

Парень поднялся, оказался довольно высоким, и протянул мне крысу, то есть длинную ладонь:

– Вольфганг.

– Амадей? – криво переспросил я.

– Нет, просто Вольфганг.

– Но сначала Амадей?

– Обхожусь без Амадея.

– И напрасно.

– Не жалуюсь.

– Так вы москвич?

– В том смысле, что русский немец.

Меня не поддержали. И вообще он со своей крысой был мне несимпатичен. Что за привычка? А ей, видимо, наоборот.

Она заказала третью чашку кофе. Потому что, забыл упомянуть, мы сидели за столиком в кафе, а тополь оказался мужеподобной официанткой. Или ее Липа звали?