Собрание сочинений. Том 1. Голоса

При виде официантки крыса мгновенно переметнулась в карман куртки. Сосед как ни в чем не бывало взял из сахарницы кусок рафинада и сунул туда же. В кармане деловито захрустело. Липа оглянулась, посмотрела на нас, мы смотрели на нее. Хруст был слышен явственно, но откуда? Недоуменно поведя своими черными выпуклыми глазами, Липа удалилась.

Странная, странная Наташа. Короче говоря, она уговаривала меня и Вольфа (так она его называла, этого крысеныша) принять участие в какой-то охоте. Или он завел об этом разговор? Нет, все-таки она сумасшедшая. На кого охотиться в большом городе осенью? Разве что на крыс? Но каким-то образом она убеждала всею своею горячностью, непререкаемостью тона. Она знала. Она действительно знала. И если мы любим своих близких, если мы не хотим увидеть их с перекушенным горлом, а в метро, отравление газом, сколько будет жертв в метро, и мы должны все трое… Перестань, Наташа, вокруг – милиция и дружинники, рядом – Лубянка, а под Нарофоминском целая Кантемировская дивизия стоит наготове.

– Нет, нет, угроза человечеству реальная, я изучала, я читала, и если вас не пугает…

Вольфганг слушал ее, молча и очень внимательно.

– Что ж, это вредители, как при Сталине? – насмешливо спросил я. – Слышали мы эти сказки!

– Нет, никакие не вредители, – горячо оборвала меня Наташа. – А переродившиеся. И в нашей реальности, хотя уничтожают нашу реальность. Их становится все больше. И реальность теряет свои нормальные очертания. Ну, как тебе объяснить, смотришь, по улице идут молочницы, с бидонами, с мешками, а навстречу им идет Ленин, заложив руки в карманы, только они идут с поезда, а он – на плакате, нарисованный. Только они идут своим путем, а он своим – призрачным, и не сказать, что не повлиял на жизнь каждой из них.

– Родились, а потом переродились… – в раздумье сказал я. – Значит, этот Ленин на плакате и другие деятели в бронзе, на холсте, в газете – вернее, их изображения и слова принимают участие в нашей жизни и меняют лицо будущего.

– Ну, посмотри вокруг! Все уже не похоже само на себя! А время как прыгает! – вдруг воскликнула Наташа. – И крыса вот беспокоится, – заметила она.

– Пожалуй, я согласен, – мягко произнес Вольфганг. – Посмотреть, что можно сделать. Для пользы дела. Это, кажется, на «Мосфильме». Сегодня собираются, слышал. Хороший крепкий кофе.

Я посмотрел вокруг и безумно удивился, если бы еще сохранил эту способность – удивляться. Мы лежали на широкой Наташиной постели – все трое, совершенно обнаженные, накрытые простыней, Наташа посередине. все – лицом вверх. Боком я чувствовал ее круглое теплое мягкое бедро. Я невольно придвинулся. Наташина рука скользнула ко мне.

Некоторое время мы лежали неподвижно. Я хотел даже сказать что-то, остроумное, но понимал, что будет невпопад. К тому же губы ссохлись и язык стал, как терка. Произнести что-либо не было никакой возможности. И вдруг – сорвалось!

Мы неслись в развевающихся простынях по какому-то световому бесконечному коридору, заряженные неведомой силой, краем глаза я видел, как летели короткие волосы Наташи и развевались длинные локоны Вольфганга, сам я скалился, хватая пустоту и – грудью, всем телом чувствуя, как дергают нас вожжи. Я запрокинул голову – назад и вбок, действительно, пристяжная. И коротко вскрикнул, засмеялся – от боли и неожиданности. Управляла нашей дружной тройкой, честное слово, большая белая крыса.

ГЛАВА 3

Помещение походило на вокзал или манеж: бестолковый простор, в котором как-то сразу теряешься, в глубине, чуть было не сказал сцены, – белеющие колонны в ложноклассическом стиле, отгораживающие мраморную лестницу. Но если – поближе, и мрамор, и колонны из крашеной фанеры. Была здесь и тяжеловесная округло-полированная мебель, и садовые скамьи на чугунных львиных лапах и урны в виде рогов изобилия, из которых сыпался мусор. Сидел и расхаживал самый разный народ. И такие, как мы, римляне, кутающиеся в простыни. И одетые, как на прием. Все ждали. Видимо, прибытия каких-то важных персон. Больше всего похоже на павильон большой киностудии перед съемками очень дорогого фильма. Может быть, это и был павильон, во всяком случае, наверху я заметил софиты, на полу провода и шланги тянулись повсюду.

– Сейчас вы их увидите! – шепнула Наташа.

– Ты сумасшедшая и увлекла нас в свой сумасшедший мир! – вдруг догадался я. – Транквилизаторы какие-нибудь.

Вольфганг, клянусь, глянул на меня с пониманием. Из складок простыни на груди выглянула белая крысиная мордочка.

– Может быть, – Наташа странно улыбнулась. – Во всяком случае, то, что здесь происходит, здорово влияет на нашу прогрессивную советскую общественность.

– Народ и партия едины, – ухмыльнулся Вольфганг.

– Вот именно, – подтвердила Наташа.

Но вот вокруг зашевелились, стали расступаться, нас потащило в сторону. Где-то в стороне грянул духовой оркестр: «Идет война народная, Священная война!»