Собрание сочинений. Том 1. Голоса

У друга его, Виктора Гюго, рождается сын; Делорм его приветствует:

Мой друг, вы – вновь отец. А это уж немало.
Вам небо мальчика сегодня даровало.
В постели мать лежит, подъемля влажный взгляд
В заочный орний свет, где ангелы парят.
И ночью вижу Вас, высокая картина,
Как бодрствуете Вы в раздумьи у камина.
Вот обернулись Вы, взглянуть, как спит жена.
Младенец – на груди и дети – у окна.
Вы – пастырь, что ягнят по осени считает.
От этой полноты душа грустит и тает.
И в этой тишине кто знает, кроме Вас,
Всю бездну нежности, что счастьем пролилась!
С гранитных скал, клубясь, свергаются потоки,
Синеет меж снегов подснежник одинокий —
Норвежская весна на склонах ледника!
И все это растет и ширится, пока
Не грянет с гор обвал и не раскроет тайны
Сверхчеловеческой любви необычайной!

Я тоже бодрствую, но не у колыбели.

Старик сосед лежит на нищенской постели,
Под простыней торчат не ребра, а пила.
Подагра скрючила и в гроб его свела.
Племянницы его к одру меня позвали,
Боятся быть одни. И вот сижу едва ли
Не с девяти часов. С распятьем костяным
Крест черный в головах. И две свечи над ним.
Надежда верующих – веточка самшита
В тарелке на столе. Простым холстом прикрытый —
Колени сдвинуты и руки скрещены —
Покойник скромно так улегся вдоль стены,
О, если б мертвеца я знал по меньшей мере
И с чувством горести, нечаянной потери
Вдруг ужаснулся бы, что складка натянулась,
Как будто спящего нога пошевельнулась…
Огонь поголубел… Морозный холодок…
Или хотя бы я еще молиться мог!
Ни слез, ни ужаса. Нет, спящий не проснется.
И в памяти моей ничто не шевельнется.
Когда же бьют часы, печальный перезвон,
Всей этой будничностью трезвой удручен
Я подхожу к окну, чтоб подышать – нет мочи,
(Серп новорожденный мне светит с полуночи),
Вдруг вижу: из‐за крыш вспухает красный шар
И слышу вой собак, что воют на пожар.

Между сими болезненными признаниями, сими мечтами печальных слабостей и безвкусными подражаниями давно осмеянной поэзии старого Ронсара мы с изумлением находим стихотворения, исполненные свежести и чистоты. С какой меланхоличной прелестью описывает он, например, свою музу: