Собрание сочинений (Том 2)

- Но-но! - сказал Геннадий, повысив голос. - Давай-ка прочь. Я шутить не люблю.

Ему стало жутко, до него вдруг дошло, что он один, а их трое, припертых к стенке людей, - черт их знает, что они еще вздумают выкинуть... "Да не в лесу же мы. Закричу, - рядом соседи..." Принял храбрый вид:

- Двигайся. Живей.

- Тише, Геня, тише, тише! - сказал Цыцаркин. - Целиком ты, милый, тут, - он похлопал по карману пижамы, - и... не надо кричать. Будем беседовать культурно. Деньги взял?

- Какие деньги?.. Ну.

- За что ты взял деньги?

- Как за что?

- Так. За что?

- Я... в долг взял.

- Хе! В долг. Не в долг, а свою долю ты взял, так и в расписке написано. Поверит тебе Малютка такую сумму в долг. Кто ты ему - брат, сват?..

- При чем тут Малютка?

- То есть как при чем Малютка?

- Я же не у Малютки брал.

- А у кого?

- У вас я брал.

- У меня? Нет, Геня, у меня ты не брал, я тебе только скромную сумму послал в Батуми, когда ты ко мне дважды обратился, и следом отправил авиапочтой заказное письмо, в котором, откровенно говоря, выразил изумление... Изумление такой просьбой с твоей стороны. Не те у нас отношения, чтобы телеграммы мне слать - гони деньги. Если я в тебе принял участие и устроил на работу, так это в память былого знакомства с твоими родителями, а на иждивение я тебя не брал, и средства не позволяют взять... Сожалею, если ты не успел получить мое письмо, - а может, успел?..

- Не получал я никакого письма. Что вы ерунду наворачиваете!

- Жалко, что не получал. Во всяком случае, письмо сдано под квитанцию и может... фигурировать, при надобности...

- Как это так - не у вас брал, когда вы из рук в руки мне дали?

- Это вздор, из чьих рук; это недоказуемо; важна расписка.

- И расписка на ваше имя.

- Ну-ну-ну-ну!

- Ну да, на ваше!

- Ну-ну-ну-ну!

- На ваше, я читал!..

- Хорошо читаешь, грамотей. Малюткины были деньги, на Малюткино имя и расписка.

- "Цыцаркину" написано в расписке. Я же читал... Я его фамилии и не знаю, очень мне надо знать...

- "Сударкину" написано в расписке, а не "Цыцаркину". Сударкин Малюткина фамилия. А ты прочел - "Цыцаркину"? Хе-хе-хе-хе-хе! - Цыцаркин затрясся, его щучья морда расплылась от тихого смеха. И Малютка улыбнулся, показав желтые зубы и бледные десны.

- Хе-хе-хе-хе-хе! Ох, не могу! Хо-хо-хо-хо-хо! Сударкина принял за Цыцаркина! Ху-ху-ху-ху-ху! Сударкин, Сударкин, Сударкин, а он прочел Цыцаркин!.. - тихо восклицал Цыцаркин, раскисая от смеха, махая рукой и зажмурив глаза, из которых потекли слезы. - Ох, комедия!..

- Покажите расписку! - свирепо сказал Геннадий.

- Покажите ему, - приказал Изумрудов.

Цыцаркин вытер слезы:

- Покажи ему, Малютка. Пусть убедится Да Сударкин там, Сударкин, хо-хо-хо, все в порядке!

- Станьте дальше, тогда покажу, - пропищал Малютка. Геннадий повиновался - отошел.

- Еще дальше, еще. - Все так же оскалившись, Малютка полез детской цыплячьей рукой во внутренний карман пиджака, достал книжечку - служебное удостоверение, из книжечки бумажку, развернул бумажку и издали показал Геннадию. И тот, напрягши зрение, убедился, что расписка подлинно на имя Сударкина и там написано, что он, Геннадий Куприянов, получил сполна причитающуюся ему сумму... Геннадий рванулся к Малютке, но тот был настороже - обе его руки мигом исчезли в карманах, и в оскаленном мертвецки-желтом лице появилось что-то такое, что Геннадий остановился...

- Порядок! - сказал Цыцаркин. - Сам видишь!

- Я закричу! - сказал Геннадий, беспомощно оглянувшись на него.

- А смысл? - рассудительно, уже без смеха, спросил Цыцаркин. - Ну, придет милиция; ведь все равно сядешь. Не уйдешь от правосудия. Не те у тебя мозги, пардон, чтобы выпутаться; а свидетельствовать против тебя будут люди с мозгами - Спинозы по сравнению с тобой. Так что тут дилемма: или ты садишься как пострадавший во имя товарищества, и тогда тебе хорошо; или ты садишься как предатель товарищества, и тогда тебе плохо. Если даже, паче чаянья, тебя оправдают начисто - тебе плохо, Геня. Выбирай.

- Главным пунктом обвинения будет поджог склада, - зашлепал Изумрудов, - этот пункт вам не придется брать на себя, можете быть спокойны, мы докажем ваше алиби.

- Меня не за что сажать... - пробормотал Геннадий, стоя столбом среди комнаты.

- Геня, ах, Геня, - сказал Цыцаркин. - Я думал, ты молодой Ахиллес, а ты, бог с тобой, совсем плох. Крошка-Малютка наш, сорок третий год человеку, язва двенадцатиперстной кишки, и тот сильней тебя духом...

- Я ничего не сделал! - сказал Геннадий. - Вы мне расписку подсунули... Плевал я на вашу расписку! - взвизгнул он. - Пустите меня!

- Геня, подумай...

- Пустите! - крикнул Геннадий.

- Ну, пусти, - кивнул Малютке Цыцаркин.

- Пустить? - повторил Малютка, не двигаясь с места.

- Да, постой, Геня, еще вопрос: не ты ли, часом, сообщил в милицию об облигации? А? Ответь по совести. Облегчи душу.

- Конечно, он! - с ненавистью сказал Малютка.

- Ничего я не сообщал, ну вас к черту, Сашка Любимов сообщил!

- Пустите его, - слегка повернув голову, распорядился Изумрудов. Малютка встал, держа руки в карманах, - он был Геннадию до подмышки, не выше, - и дал дорогу.