Собрание сочинений (Том 2)

В темном коридоре Геннадий долго возился с незнакомыми запорами отворил наконец дверь, выскочил на улицу и пустился наутек по лужам, не разбирая пути.

Он мчался домой. Не к Зинке, а домой, под кров, который единственный мог его укрыть, вразумить, спасти. К сильным заботливым рукам, которые он оттолкнул. Туда, где немыслимы ни обиды, ни счеты, ни ссоры, - о, как он это понял!..

Он был слишком непрактичен и неосведомлен в житейских делах, а в тех, с которыми пришлось столкнуться, - подавно. Он не знал, действительно ли ему угрожает опасность или его просто пугали. Но угроза слишком ужасна. Невозможно жить в такой петле. "Мать, помоги, сними петлю... Мать, что я наделал со своей жизнью..."

Уже ни трамвай не ходил, ни автобус. Город затихал. Дождь припустил как из ведра, мутно светились в водяной мгле фонари. Изредка, с шумом разбрызгивая лужи, пролетала машина. Изредка попадались пешеходы под зонтиками, похожими на черные грибы.

"Как я оправдаюсь, они покажут расписку, будут лгать на меня - как я оправдаюсь, что я наделал! Мама, послушай, я тебе все расскажу. Я тебе расскажу ужасно неприятную вещь, только ты не волнуйся, что у тебя за привычка заранее волноваться, сядь и выслушай спокойно, мне нужен твой совет, а ты волнуешься... Я познакомился с одним типом - ты его когда-то знала, он говорит... Он, оказывается, преступник, - ну какая ты странная, почем я знал, - он не один, их там целая шайка, - да почем же я знал, что ты кричишь, невозможно с тобой разговаривать, - они знаешь что хотят со мной сделать, - мамочка, спаси меня от них!.."

Он мысленно вел с нею этот лихорадочный разговор и стремился к ней, задыхаясь, - казалось, вечность он шагает под проливным дождем, по лужам, казалось - нет конца пути, как в тяжелом сне... Но вот Разъезжая, пустая, ночная, с слепыми пятнышками фонариков на воротах, с смутно чернеющей тушей водокачки на углу. "Кажется, это в наших окошках свет... В наших... Не спят!" Он кинулся бегом.

Маленькая, детская фигура под зонтиком вынырнула из-за водокачки и спешила за ним следом, он не заметил, забыл об опасности. Уже подбегая к своему крыльцу, услышал сзади чмоканье и хлюпанье торопливых чужих шагов, на бегу оглянулся, увидел за пеленой дождя человека под зонтиком "неужели Малютка?" - поскользнулся в грязи и грохнулся с маху, сильно ударившись головой и грудью о ступеньки крыльца. Весь грязный, с облипшими руками, приподнялся, близко засопело, почувствовал удар в спину, - не больно...

Встал во весь рост и медленно стал взбираться на крыльцо - ноги стали как ватные, рубашка наполнялась горячей кровью, нечего было думать преследовать Малютку, удирающего в темень и дождь.

Геннадий успел нажать кнопку звонка - раз, второй и третий, как звонил, бывало, возвещая о своем приходе. Услышал, как три слабых коротких звонка прозвучали в доме. Упав на колени, различил за дверью знакомые летящие шаги матери.

Она распахнула дверь, крикнула и приняла в руки опустившееся тело сына.

Глава шестнадцатая

ДАЛЬНЕЙШИЕ ПРОИСШЕСТВИЯ

Утром, едва Чуркин проснулся, ему позвонили о несчастье в семье Дорофеи Николавны и о том, что Дорофея Николавна находится в больнице, возле сына. Чуркин позвонил в милицию и выяснил те немногие подробности несчастья, которые там были известны. Позвонил в больницу: сказали положение опасное. "Ах, грех! Ах, грех!" - приговаривал Чуркин, страдая за Дорофею, и прежде всех дел отправился в больницу.

Он нашел Дорофею в коридоре. С нею были муж и дочь; в белых халатах они понуро сидели на скамье, а Дорофея, сложив руки под грудью, ходила поперек широкого коридора, от окна к противоположной стене, взад-вперед, неустанно и равномерно, не ускоряя и не замедляя хода, как ткацкий челнок. Увидя Чуркина, она не бросилась к нему, не заговорила, а посмотрела и продолжала ходить. Глаза ее блестели, как в жару, и она то и дело с гримасой боли облизывала губы.

- Как?.. - деликатно спросил Чуркин у Леонида Никитича.

- Взяли на вливание крови, - ответил Леонид Никитич и опасливо посмотрел на жену. - Дуся! Ну, посиди с нами. С Кирилл Матвеичем вот посиди, а?

- Я не хочу. Здравствуй, Кирилл Матвеич. Я похожу, - удивившим Чуркина спокойным, звучным голосом отозвалась Дорофея и продолжала свое хождение.

- С ночи ходит, - сокрушенно сказал Леонид Никитич.

"Сын в опасности! Это ж понимать надо", - думал, вздыхая, Чуркин. Сам он в высшей степени понимал такие вещи с тех пор, как его маленькая Нинка болела коклюшем.

- Кирилл Матвеич, - сказала Юлька, - попросите, чтобы меня пустили ходить за Геней.

- И не к чему! - сказала Дорофея. - Что ты умеешь?

- Я умею, - тихо возразила Юлька.

- Зинаида Ивановна там, и довольно, - отрезала Дорофея. Юлька опустила голову, слезинка блеснула у нее на щеке...

В окне был серый плачущий сад. Пахло лекарствами и болезнью. Санитарки и сестры деловито проходили мимо; скучно застучали костыли, напомнив госпиталь в войну, - больной в синем халате вышел в коридор, прислонил костыли к соседнему окну, закурил...