Позвонил секретарь Ряженцева и сказал, что товарищ Ряженцев просит товарища Чуркина срочно зайти к нему.
- Вы мне его самого дайте, - сказал Чуркин. "По поводу заселения дома не собрался ли разговаривать, так вот я с этим разговором сам ему навстречу иду!" Он подождал у телефона, но после небольшой паузы секретарский голос повторил настоятельно:
- Товарищ Чуркин, товарищ Ряженцев просит вас прийти немедленно.
Небывалый случай, чтобы Ряженцев отказался говорить с ним по телефону и так настойчиво звал к себе, не спрашивая, удобно ли это Чуркину в данный момент. "Экстраординарное что-то случилось", - тревожно думал Чуркин, проходя коротенькое расстояние, полтора квартала домов, между горисполкомом и горкомом партии. Усиливалось беспокойство и желание скорей узнать, в чем дело, и в горком он вошел запыхавшись.
Его ждали. Хотя в приемной были люди, но секретарь встал, едва Чуркин показался, и открыл перед ним дверь, так что Чуркин пронесся в кабинет без задержки.
Ряженцев стоял у окна, руки его были заложены за спину, пальцы крепко сцеплены.
- Здорово, - хлопотливо сказал Чуркин, бросаясь в кресло и доставая папиросы, - что случилось?
Ряженцев шагнул к нему и остановился, держа руки за спиной и глядя в пол. Без предисловий и пауз он сказал:
- Следственными органами разоблачен Борташевич.
Откинув голову, сведя брови, Чуркин продолжал встревоженно смотреть на Ряженцева. В одной руке у него была незажженная папироса, в другой коробок спичек. Ряженцев глянул на него, еще больше нахмурился и отвел взгляд.
- Как?.. - спросил Чуркин и вдруг понял и встал.
- В чем разоблачен? - спросил он другим голосом, тоже ясным и жестким, как у Ряженцева.
- В воровстве, - кратко и беспощадно ответил Ряженцев. - Прочтите.
И, перейдя к столу, перебросил Чуркину докладную записку прокурора.
Чуркин взял бумаги, сколотые скрепкой, и стоя стал читать.
Он читал медленно и соображал плохо. Только физически ощущал непоправимую беду. Впоследствии ему казалось удивительным и ужасным, что он, друг Степана Борташевича, не возмутился словами Ряженцева, не швырнул бумаги обратно, не крикнул: "Клевета, не верю, не может быть!" Он поверил в беду сразу, еще не получив доказательств и даже не разобравшись толком, что за беда. Или он так верил Ряженцеву, или в то мгновение, как Ряженцев произнес свои страшные слова, какой-то второй, внутренний голос сказал Чуркину, что это может быть, что это правда, которую придется принять и перенести.
Прочел страницу. Написано было сжато, корректными словами информации. Готовился повернуть листок, когда со всей наглядностью до него дошел чудовищно постыдный смысл прочитанного, - ему стало тошно, он снова сел.
Дочитал и тихо положил бумаги на край стола.
Ряженцев сказал:
- Милиция убеждена, что сегодняшнее ночное дело тоже состряпано этой шайкой.
- Какое дело? - спросил Чуркин хрипло.
- Покушение на Куприянова.
- Как! - сказал Чуркин. - Что ты говоришь! Борташевич убил Куприянова?!
- Да нет, - сказал Ряженцев с отвращением. - Борташевич у них играл особую роль... Ты же читал. Покровитель с партбилетом в кармане. Дошло до тебя? Грабили и государство, и потребителей, то есть народ. А он покрывал...
Ряженцев подошел к столу и сел на свое место.
- Я первый, - сказал он, тяжело опустив большую светловолосую голову, - несу ответ за то, что дал негодяю обманывать партию: не всмотрелся в его жизнь, не распознал ложь... Но ты, Кирилл? Ты же там бывал...
- Да разве можно было подумать!.. - с отчаянием сказал Чуркин, осекся, покраснел до сизо-свекольного цвета и так же быстро побледнел, стал серым и старым. - Ты и меня подозреваешь? - спросил он прямо.
Рука его с папиросой, лежавшая на столе, задрожала, и, чтобы скрыть дрожь, он скомкал папиросу и зажал в кулаке.
И Ряженцев начал краснеть. Его широкое лицо под светлыми, прямыми, гладко зачесанными волосами медленно наливалось краской. Рот был сжат казалось, Ряженцев молчит, чтобы не сказать лишнее.
- Если бы я тебя подозревал, - сказал он, не сдержавшись, тихо и страстно, - как ты думаешь - я бы так с тобой сейчас разговаривал?! Я не мог бы с тобой так разговаривать! Не вздумай истерику закатить, председатель горсовета, не к лицу это нам с тобой!.. Но все-таки помни, что ты дал мерзавцу себя провести! Помни, что какие-то голоса обязательно скажут: "Один приятель за решеткой, а другой возглавляет в Энске советскую власть". Не любит народ таких промахов!
Чуркин поднялся, отошел к окну и стал к Ряженцеву спиной. Он не мог бы сейчас выйти из кабинета... Знакомый робкий вскрик паровоза донесся с улицы. Это проходила мимо городского парка "овечка", таща вагоны на ремонтный завод "Красная заря". На мгновение душа Чуркина отозвалась на этот призыв привычной досадой и привычной заботой: "Ах, черти, и когда я их заставлю убрать отсюда это безобразие!" Но сейчас же он вспомнил о главном - о том, что человек, которого он много лет любил и в которого верил, умер для него - хуже чем умер...