Собрание сочинений (Том 2)

- Куда поедете, куда! - сказал милиционер. - Все равно не пустят в тюремную больницу.

Позади раздался знакомый крик, которым у Сережи начинались припадки. Катя пошла обратно. И только дворники, стоявшие у ворот, да несколько случайных прохожих видели, как в санитарной карете укатил в свой последний путь преступник Степан Борташевич, бежавший от суда народа и партии.

Сережа бился и рыдал в углу коридора, и Саша, растерянный, стоял над ним.

- Помоги мне! - сказала Катя. - Поднять помоги. На кровать, на кровать...

Вдвоем они подняли Сережу, перенесли в комнату, уложили, укрыли. "Сережка, Сережка!" - привычно-успокоительно приговаривала Катя... Рыдать он перестал, но его знобило так, что худенькое тело прыгало под одеялом.

- Побудь с ним, - сказала Катя Саше и пошла за грелкой.

Тетя Поля повстречалась в коридоре и сурово опустила глаза. Катя ничего ей не сказала, сама согрела в кухне воду и наполнила грелку. В квартире хозяйничали незнакомые люди. Проходя мимо комнат, Катя видела, что делается. Васильев вешал печати на мебель. У отцовского бюро сидел блондин и вынимал бумаги из ящиков, рядом стояли еще двое, а в кресле сидела мать в своем праздничном наряде. Столовая стала похожа на посудный магазин: разнообразные сервизы, вынутые из шкафов, громоздились на столе и буфете; грудой лежало серебро - официантка его считала и записывала. "Евгений Александрович, - спросила она громко, - а хрусталь считать?" "Считайте, Маша", - ответил из соседней комнаты блондин... Управхоз Иван Семеныч бродил за официанткой на своем протезе, длинные усы его свисали уныло. "Неужели нельзя отложить эту возню, - с отвращением подумала Катя, - неужели так важно непременно сейчас сосчитать ложки, когда человек хотел убить себя..."

- Зачем они тут? - трясясь, спросил Сережа, когда она ставила грелку к его ногам. - Что они делают?

Катя подумала: лучше сказать ему сразу. Пусть опять припадок, но лучше сразу.

- По-моему, - сказала она, - они описывают имущество.

- Он умер? - спросил Сережа совсем так, как давеча спрашивала она.

- Нет, нет; ранен.

Он пристально смотрел на нее лихорадочно блестящими глазами, дрожь его усилилась; Катя встала.

- Сереженька, я еще пойду узнаю. Мне так сказали. Я пробовала его руку, она была теплая, клянусь тебе чем хочешь... Ну, я еще спрошу.

- Скажите мне, как позвонить в больницу, - тихо сказала она блондину. - Я хочу знать, жив ли он.

Блондин слушал внимательно и холодно.

- Я звонил только что, - сказал он. - Он жив.

- А... состояние... очень опасное?

- Не выяснено. Мальчику лучше?

- Да.

- Доктора не надо?

- Нет.

Очевидно, бесполезно вторично просить, чтобы он объяснил ей, как позвонить в больницу. Сведения об отце придется получать из третьих рук.

Гордая Катя приняла это со смирением, которое поразило бы ее, если бы она отдавала себе отчет в том, что в ней творилось.

- Жив, - шепнула она, вернувшись к Сереже, и села в безотрадном ожидании неведомо чего. В комнате было тихо, ходьба и разговоры доносились еле слышно, можно бы подумать, что ничего не произошло, просто Сережа нездоров, а Катя зашла его проведать.

- Что ты думаешь? - спросил Сережа.

Она думала: "Видимо, папа дал себя обмануть каким-то негодяям. Они его втянули в грязь... Может быть, нарочно втянули, за то, что он был беспощаден к жуликам. И теперь он отвечает за них, невинный". Его лицо вообразилось ей, не то чужое, ничего не выражающее, которое лежало там, на полу у ее ног, а живое, родное, любимое с детства, с доброй усталой смешинкой в глазах... "Он, конечно, уже знал, что его втравили и ему отвечать. Потому и хотел застрелиться..." Все это она кое-как, с мукой и бессвязно, объяснила Сереже.

- Ясно, - закончила она, - что нанесен ущерб государству. Потому и описывают. Если окажется, что мало, я пойду работать.

- Я тоже!

- Вообще теперь надо работать. Не ждать диплома.

- Ты совместишь с учебой! - сказал Сережа.

- Я могу преподавать в школе. Все-таки четвертый курс...

- Можешь быть инструктором физкультуры.

- Да. И выплачивать, понимаешь... Лишь бы он был жив и оправдан.

- Это всё клеветники! - сказал Сережа, и опять его стало трясти так, что одеяло поползло на пол.

- Ох, Сереженька, ну ради бога!.. - с тоской сказала Катя и натянула одеяло. Он длинно всхлипнул и закрыл глаза. Она сидела на краю постели, глядя на него; бессознательно ее сердце цеплялось за эту заботу... Что-то мешало Кате, что-то вот здесь, рядом, стесняло ее, тяготило и мучило вдобавок ко всему. Она обернулась, ища - что же это такое; увидела Сашу, который стоял в ногах кровати, и отвернулась.

"Как можно на нас сейчас смотреть..."

Саша понял.

- Я просился уйти! - сказал он. - Так не пускают!

И в отчаянии вышел из комнаты.

Зашуршал шелк, вошла Надежда Петровна, пышная и деловитая.