Собрание сочинений (Том 2)

"Съезжу-ка я в Сараны, - решила Дорофея. - Привезу одежу и кой-чего из хозяйства". Ей и раньше об этом думалось, но опасалась оставить Леню: вдруг познакомится тут с кем без нее и загуляет... "Не успеет загулять, я обернусь быстро... Вот уж нет худа без добра - будет сидеть по вечерам около этого дурацкого лото, как пришитый".

Когда лег снег, она поехала в Сараны. Шла пешком со станции по белой дороге, где каждая сосенка была ей знакома, и вошла в свою избу. Дивно ей было, когда она отворила дверь: будто эта изба ей приснилась когда-то... и снится опять. Бесплотно, как во сне, она поцеловала Евфалию; спросила:

- Ну, как ты тут?

- Проходу мне нет, - пожаловалась Евфалия. - Все Фролом попрекают, а на сколечко между нами было-то? Вот на столечко.

- Его застрелили, - сказала Дорофея.

- Был слух, - сказала Евфалия и перекрестилась. - Такой мужчина здоровый!.. Ты как хочешь, Дорофейка, я к тебе поеду жить.

- Не сейчас... - Дорофея обвела взором низкую горницу: старая изба, а крепкая... - Продадим избу, в городе построимся, тогда переезжай ко мне.

Не век им вековать в вагончике. Сколько железнодорожников строятся. Изба - это деньги. Корова - тоже. Леня беззаботный, ни о чем не думает. Ладно, она сама все сообразит.

- Бог даст, детки у меня будут, - сказала она, - ты за ними будешь смотреть.

- Похудала ты - ужасть, - сказала Евфалия. - Неужто так голодно у вас?

- Голода у нас сейчас нет, - сказала Дорофея, - но, конечно, рабочий класс еще неважно живет. Обещают, однако, - будем жить очень хорошо. Советская власть Антанту одолела, одолеет и это.

- Ты где работаешь?

- На заводе, - соврала Дорофея. Ей невмочь было признаться Евфалии, что она ходит к спецам мыть полы и спецовы жены говорят ей: "Под кроватью хорошенько, Дуся". Захотелось представиться работницей, пролетаркой на сто процентов.

- Ишь! - задумчиво сказал Евфалия.

Ночью Дорофея проснулась и услышала знакомое: тук-тук-тук - далеко, далеко... Поезд проходил за лесом. Она улыбнулась, подумала: "Ленечка уж соскучился там без меня", свернулась клубком и заснула.

Два дня она прогостила в Саранах, повидалась с соседями, похвалилась городской жизнью, потом увязала добро в узлы и поехала домой. Дома ждала ее новость: при вокзале - рукой подать - открылся клуб для железнодорожников. Над входом горела электрическая вывеска. В буфете кооперация продавала горячие кушанья. Жизнь шла вперед. К весне по ту сторону путей, за элеватором, стала работать большая мельница, стоявшая три года. Ровный рокот доносился оттуда, слышать его было приятно; и на черную железнодорожную землю, на кучи штыба, на крыши вагонов и на листья Дорофеиного фикуса ровным слоем ложился тонкий белый мучной налет обещание довольства, уверенность, свершение наших надежд.

Первый урок в жизни Дорофеи.

Большая комната с голыми стенами, в ней скамейки без спинок. На скамейках рассаживаются женщины. Ленин, задумчиво щурясь, смотрит на них с маленького портрета.

Из соседней школы принесли черную доску. Учительница мелом пишет на ней букву. "А", - говорит она. Женщины приодеты и немножко стесняются; перешептываются.

Впереди сидит старая старушка, очень способная: моментально запоминает буквы и складывает их так бедово, что все удивляются. Учительница смотрит на старушку ласково и спрашивает, как ее имя-отчество. Но одна женщина потихоньку говорит другим, что старушка и раньше умела читать по складам, а скрыла это из самолюбия, чтобы представиться самой способной. И все шепотом осуждают старушку: что за самолюбие такое, не для игры сюда пришли!

А Дорофея вдруг теряется. Она выросла среди людей, которые считали грамоту делом великим и трудным, благодатным даром, мало кому данным. Буквы запомнить легко, но они все врозь; их много, но каждая в одиночку, название у нее есть, а прок в ней какой? Ох, для чего же их столько насыпано в книжке, больших и маленьких, в чем тут секрет? Грамотный человек открывает книжку, смотрит в нее и сразу, складно, с выражением, одно за другим говорит слова - откуда он их берет?

Хоть бы учительница не вызвала... Она свою неспособность переборет. Помучается и поймет. Уж если Маргошку обучили... После занятия она пойдет проводить учительницу и порасспросит ее хорошенько.

Она поймет раньше, чем кончится занятие. Вовсе она не неспособная. Чересчур уважала, чересчур оробела, искала трудность там, где ее нет. В какой-то миг - вот именно миг, мгновение, зарница в темной туче - по легонькой подсказке учительницы буквы вдруг выстроятся, соединятся, зазвучат слитно, и из розных значков перед ошеломленной этим светом Дорофеей предстанет слово...

Первое ее рабочее место: на заводе чугунного литья.