Собрание сочинений (Том 2)

Кроме лампы, единственный предмет в передней - большой плакат, на котором выделяются слова: "Лекция" и "Маяковский". На двери с дощечкой "Комендант" - замок. Из другой двери выглядывает девичья голова и скрывается.

- Девочки, лектор пришел! - слышит Дорофея.

- Это не лектор, - говорит другой голос. - Лектор мужчина. Это Люсина тетя.

- Люся, тетя пришла! - кричат голоса.

Дорофея снимает ботики. Шубку повесить не на что. Хоть бы гвоздь вбили... Она стучится в комнату, откуда выглядывали.

- Да-а! - недовольно звучит в ответ.

В комнате четыре кровати, четыре тумбочки, четыре стула, стол. По стенам и спинкам кроватей навешана одежда. Три девушки лежат. (Поверх одеял - три пары ног в бежевых чулках.) Четвертая девушка, растрепанная, в чересчур большом старом свитере, стоит в странной позе: одна ее рука на столе, другая вытянута вперед. Она оборачивается и меряет Дорофею презрительным взглядом.

- Ой, это не Люсина тетя! - говорит одна из лежавших девушек и приподнимается, а две другие оправляют юбки на коленях. Странная девушка в свитере остается в той же позе, неподвижно держа вытянутую руку.

- Товарищи, - говорит Дорофея, - где мне найти коменданта?

- Комендант рядом.

- Там замок.

- Пошла, наверно, куда-нибудь.

- В магазин, изволь радоваться, - говорят на другой кровати, и все чему-то смеются, кроме девушки у стола.

Прибегает еще одна девушка, беленькая, с быстрыми темными глазами, и суетливо спрашивает:

- А где тетя? Ах, не тетя? А к кому, товарищ? Ах, из горисполкома? Комендант сейчас будет, она за хлебом пошла, пройдемте в красный уголок. Девочки, я забираю стулья.

- Закрывай дверь, Люся, - говорят вслед. - Давай, Верочка, дальше...

Дорофея переходит с Люсей в красный уголок, обвешанный плакатами и театральными афишами.

- Культработа на высоком уровне, - говорит Люся, расставляя стулья. В воскресенье идем культпоходом на "Евгения Онегина".

- Девушка, а почему такой запах? Сплошная хлорка.

- Запах? - спрашивает Люся. - Нет, правда? Я не слышу. Хлоркой санкомиссия поливает для дезинфекции. От гриппа. Ох, забыла!

Она убегает и возвращается с графином.

- Кажется, все. Да, товарищ, я вас слушаю, что вам интересно? Я председатель культкомиссии.

Чем-то беленькая девушка напоминала Юльку: светлой ли мастью, или этой заботой о графине и стульях, или просто юностью и хрупкостью. Об анонимном письме с нею не хотелось говорить. Дорофея спросила:

- И много народу у вас в общежитии?

Вошла, на ходу развязывая платок, пожилая женщина.

- Наш комендант, - сказала Люся. - Олимпиада Григорьевна, от горисполкома интересуются.

- Никак товарищ Куприянова, - без восторга сказала комендантша. Здравствуйте.

- Зашла посмотреть, как тут люди живут, - сказала Дорофея.

- Живут, - осторожно подтвердила комендантша.

- Нараспашку, - сказала Дорофея. - Кто хочешь входи, что хочешь бери.

- А! - сказала комендантша. - Так это вечером. Шестьдесят душ с работы приходят, это каждому открывать, изволь радоваться. А днем я на болт запираюсь.

Люся вбежала, неся пальто с серым мерлушковым воротником. Положила пальто на стул и сказала: "Олимпиада Григорьевна, лектор" - и за нею вошел, растирая с мороза руки, Павел Петрович, Ларисина симпатия. Он узнал Дорофею и поздоровался без удивления, одинаково серьезно и молча - с нею и с комендантшей. Поздоровавшись, отошел и стал, задрав голову, рассматривать плакат на стене: "В сберкассу деньги положила, путевку на курорт купила". Лоб его покрылся длинными морщинами от виска до виска, а лицо приняло недоумевающее выражение, как будто он не мог понять, что означает этот плакат...

- Мужчины в общежитии есть? - спросила Дорофея.

Комендантша зажмурилась и помолчала.

- Есть, - сказала она, печально и многозначительно качая головой. Две пары есть семейных.

- Что за семьи?

- Один столяр, Ефимов фамилия. А Витя, постой ты, как же его, фамилию забыла... Он еще молодой. На такси ездит.

- А жены кто?

- Наши, с химического. Вы, товарищ Куприянова, не думайте, - сказала комендантша горячо, - что я этих мужчин без прописки держу. Ефимов в мужском прописан общежитии, строительном, а Витю я тут недалеко прописала, у хороших знакомых.

- А живет здесь.

- А где же ему? - еще горячее спросила комендантша. - Там только прописаться можно, а жить не пустят, тем более с женой, изволь радоваться. Женщины - тяжелая артиллерия, я вам скажу; их пускать не любят, почему? Нынче она голову моет, завтра ей постирать - беспокойство для окружающих.

За дверью раздавался Люсин голосок, повелительно кричавший: "Товарищи, на лекцию! Начинаем лекцию!" - то близко, то в недрах общежития. В красный уголок входили женщины. Пришла и растрепанная девушка в безобразном свитере. Она вошла плавно, как-то не по-людски переставляя ноги, держа голову высоко и немного набок. "Верочка, Верочка!" заговорили женщины и раздвинулись, чтобы усадить ее. Откинувшись на спинку стула, она оглядела Павла Петровича так же высокомерно, как давеча Дорофею.