Она несколько раз обошла с комендантшей комнаты и рассмотрела все. Люди относятся к общежитию как к пересадочной станции, это уж известно. Девушка украшает свой угол, до других углов ей дела нет; мужчина, за редчайшими исключениями, не украшает ничего. Никто не предполагает просуществовать здесь всю жизнь, все ждут пересадки. Один хлопочет о семейном общежитии, как о более удобном вокзале. Другой состоит на учете в жилотделе, и его очередь не так уж далеко. Третий ждет обещанной квартиры в строящемся доме. Пассажирам, ожидающим пересадки, не приходит в голову побелить на станции потолки или прибить вешалку. Они предоставляют эту заботу учреждению, в ведении которого находится станция. По учрежденскому плану потолки будут белиться в 1951 году, а вешалки не предусмотрены...
- Через восемь месяцев! - говорит Дорофея, ведя Ефимова по общежитию; за ними идут Евгения Ивановна, комендантша и откуда-то взявшийся пышноволосый молодчик в куртке с молниями. - Но ведь надо восемь месяцев прожить по-человечески. Та, другая, родить собирается, как же это будет?
Парень с молниями поправляет пышные волосы и выдвигается вперед.
- Мы на учете в жилотделе, - говорит он.
Ему неловко, что их с Таней угол огорожен простынями, когда у Ефимовых такая красивая ширма.
- Мы купим ширму, - говорит он. - Хотя наша очередь в жилотделе уже близко.
- Ах, боже мой, - говорит Дорофея, рассердившись. - Она не будет ждать, когда подойдет очередь. У нее свои сроки. Надо иногда и личной инициативы немножко, товарищи мужчины.
Она уже все придумала, и у нее блестят глаза. Здесь есть за кухней комнатка, маленькая, в одно окно, - должно быть, в старое время предназначалась для прислуги. Вот ее и отдать семейным.
- Девчата крик подымут, - говорит комендантша. - Девчата, что тут живут. Они давно живут, пригрелись.
- Поговорим с девчатами, - отвечает Дорофея. - Всегда можно для хорошего дела убедить людей.
- Союз разрешит ли. Женское общежитие. Опять-таки их не пропишут, изволь радоваться.
- Разрешит союз... Только условие, товарищ Ефимов, - говорит Дорофея, - разгородить как следует, материал вам достанем, а работа ваша.
- Понятно, - говорит Ефимов, нахмуренный по-прежнему, но с проблеском интереса на лице. - По пол-окна, значит. Сухой штукатуркой если городить.
- А сверху обои, - задумчиво говорит Евгения Ивановна.
- Сколько надо сухой штукатурки?
- Сейчас, - говорит Ефимов и уходит. Остальные стоят и ждут его молча. Через открытые двери доносится резкий голос, читающий нараспев:
Потомки,
словарей проверьте поплавки:
из Леты
выплывут
остатки слов таких,
как "проституция",
"туберкулез",
"блокада".
Для вас,
которые
здоровы и ловки...
Ефимов возвращается со складным метром.
- Значит, по пол-окна, - говорит он. - Соглашаешься, Виктор? Говори сразу.
- Ну что ж, - отвечает Виктор с таким видом, будто жилотдел уже предложил ему на выбор несколько квартир, одна другой лучше, - можно... Тесновато, конечно...
- За простыней тебе больно просторно, - замечает Ефимов.
- Ладно, товарищи молодожены, - говорит Дорофея. - Сами знаете, как обстоит дело. Будем все жить удобно, хорошо, а пока приходится потесниться. И немножко больше хозяйственности: лампочку на площадке надо вкрутить, звонок починить, устроиться по-людски...
...Когда она уходила, лекция уже кончилась, Павел Петрович одевался в передней. Девушки подавали ему пальто, и одна с волнением спрашивала:
- А скажите, это правда, что он любил Лилю Брик?
Ефимов хотел проводить Дорофею.
- Не беспокойтесь, - сказала Дорофея, - меня товарищ лектор проводит, - и улыбнулась Павлу Петровичу. Они вышли вместе. Ей хотелось поговорить с ним о Ларисе, спросить, какие же у него планы. Но она воздержалась, - он не казался человеком, с которым можно быть запанибрата. Она сказала:
- Вот вы, значит, чем занимаетесь.
- Да, - ответил он.
Мороз усилился к ночи и крепко щипал лицо. Было скользко, и Павел Петрович взял ее под руку.
- Большое дело, - сказала она, - прививать людям культуру.
- Не так просто, - сказал он. - Культура культуре рознь. Многим "Сильва" милее Бетховена, а Маяковский - Бетховен в поэзии.
- Насильно ни к чему не приохотишь, - сказала она, - задача - дать человеку самые большие образцы, чтоб ему было с чем ту же "Сильву" сравнивать, а он уж сам сравнит и постарается исправить свой вкус. Для этого, наверно, вы им и читали стихи.
- Да, - сказал Павел Петрович. - Для этого.
- Слушайте, - сказала она, - а вы знаете, зачем я там была...
И она рассказала про столяра Ефимова и Евгению Ивановну, и про знаменитую Веру, которую она чуть не приняла за душевнобольную, и про комендантшу, которая им всем там мать. Он слушал и сперва смотрел под ноги, а потом повернул голову и стал смотреть ей в лицо - они были одного роста.