- Конечно, - говорила комендантша, - Таня, с другой стороны, могла подождать, ей двадцать лет. Но коли уж беда случилась - надо выходить из положения. А Евгении Ивановне ждать нисколько не возможно было, в тридцать три года человек мужа нашел, до сорока, что ль, ждать, изволь радоваться. И в мужское общежитие ее не пошлешь, женщина культурная.
- Кто эта девушка? - спросила Дорофея. - В сером свитере.
- Так это ж Вера Зайцева! - сказала комендантша. - Знаменитая наша Вера.
- Чем знаменитая?
- Ну, как же, - с сожалением к Дорофее, не знающей, кто такая Вера Зайцева, сказала комендантша. - Неужели никогда не видели, в самодеятельности выступает. На главных ролях. Сейчас учит Марию Стюарт.
- Да?.. - переспросила Дорофея. - Какая гордая.
- Я ж вам говорю, - шептала комендантша, - учит роль и представляет, якобы она Стюарт. Переживает, что престол отняли. Четыре учреждения переманивают. Я говорю - иди туда, где комнату дадут.
Женщины всё входили. Почти сплошь это были молодые девушки, только три-четыре мелькнуло увядших лица. "Автор анонимки - среди этих трех-четырех", - подумала Дорофея.
- А общежитие не протестует, - спросила она, - против того, что здесь живут мужчины?
Комендантша опять зажмурилась.
- Бывает, - созналась она, как прошлый раз. - Но ведь это, товарищ Куприянова, главным образом на почве ревности. Большинство сочувствует. Доведись до какой хочешь - тоже может очутиться в таком положении.
"Умная ты баба", - подумала Дорофея, взглянув на комендантшино отечное лицо с выражением смиренной печали и с зажмуренными глазами.
- Птице надо вить гнездо, - сказала комендантша. - А если вы со мной не согласны, снимайте меня, я ничего против не имею.
- Пожалуйста, товарищ лектор, можно начинать! - скороговоркой сказала Люся, примащиваясь на краешке того стула, где лежало пальто Павла Петровича.
Павел Петрович, все растирая руки, взглянул на собравшихся, потом вверх и сказал:
- Сначала послушайте стихи.
И другим голосом, певучим и резким, начал читать:
Я знал рабочего.
Он был безграмотный.
Не разжевал
даже азбуки соль.
Но он слышал,
как говорил Ленин,
и он
знал - все.
- Покажите мне общежитие, - шепнула Дорофея комендантше.
У выхода из красного уголка они посторонились, чтобы дать дорогу беременной женщине, толстушке с веселым румяным лицом.
- Это Таня, - сказала комендантша. - Видали? Ну, я ее с Витькой разлучу; а как он отвыкнет да завьется прочь? Вот, товарищ Куприянова, говорят - для семейной жизни требуется любовь, а я тебе скажу: жилплощадь ничуть даже не меньше! Без площади любовь не держится, это уж вы мне верьте, поскольку я на эти явления насмотрелась вот так.
В одной из комнат общежития угол был огорожен ширмой. За ширмой ужинали мужчина и женщина.
Больше ни души сейчас не было в комнате, и стол, стоявший посредине, был свободен, но женщина кормила мужчину в своем уголке, у тумбочки. Вторая тарелка на тумбочке не умещалась, женщина держала ее на коленях. Она сидела на кровати, муж на стуле. Им было тесно и неудобно, но это все же был свой угол, своя тумбочка; здесь был коврик над кроватью, и прошивки на наволочках, и цветочки на ширме, это был очаг; в час семейного отдыха они льнули к очагу.
Дорофея поняла все это сразу, только увидев ширму и услышав звон посуды и тихие голоса. Ей стало неловко беспокоить людей, которые в кои веки могут после работы побыть дома вдвоем. Но делать нечего.
- Евгения Ивановна, к вам, - сказала комендантша.
Мужчина и женщина обернулись тревожно. "Всегда в тревоге, - подумала Дорофея. - Живут и думают, как бы их не разделили..." Мужчина положил вилку. Женщина спросила раздраженно:
- Да, что такое?
И, поднявшись, заслонила собою мужа.
- Из горисполкома, Куприянова, - сказала Дорофея. - Ходим и смотрим с комендантом, как бы вам устроиться получше.
- А что смотреть? - боязливо и вместе колко спросила женщина. Смотреть тут нечего, давайте место в семейном общежитии. Морочат голову новым домом, а когда он будет?
У нее было болезненное, нервное лицо, завитая прическа, и по сторонам желтого лица качались длинные серьги.
- Про дом я не знаю, - сказала Дорофея. - С семейными общежитиями туго, не могу обещать. А жизнь наладить надо.
Встал мужчина и, жуя, вышел из-за ширмы. Он был маленький, нахмуренный, говорил и двигался не спеша.
- В чем дело? - спросил он, проглотив. - Дом будет месяцев через восемь.
- Уже через восемь, слышите! - закричала женщина. - А говорили - к Первому маю! Через восемь лет будет ваш дом!
- Иди давай, занимайся своим делом, - строго сказал мужчина, и она отступила, качая серьгами.
- Ефимов, - сказал мужчина и подал Дорофее руку.
- Товарищ Ефимов, - сказала Дорофея, - пойдемте со мной, тут кое-что, кажется, можно сделать.