Собрание сочинений (Том 2)

Было слышно, как отворили дверь и мужской голос спросил: "Сергей дома?", а голос тети Поли ответил: "Дома, дома". И другой мужской голос что-то сказал, и мужчины засмеялись.

- Кирилл Матвеич, если не ошибаюсь, - сказал Сережа, вслушиваясь, но не двигаясь с места.

Плотный человек хорошего роста, с веселым лицом и седыми висками, широким шагом вошел в столовую. Он поцеловал Сережу, сказал Саше: "Сидите, сидите", бросил на буфет легкий плоский портфель, снял свой светло-серый пиджак и повесил его на спинку стула. Движения у него были уверенные, хозяйские. Лицо выражало доброту и важность.

- Поля, - сказал он, - быстренько - приготовьте Кириллу Матвеичу душ. А может, ванну тебе, Кирилл? - крикнул он.

- Полюшка, - стонущим голосом сказал Чуркин, входя и тоже стягивая пиджак, - что хотите, душ, ванну, грязному все едино. Все мои Нины разъехались, в квартире ремонт, пожалейте хоть вы.

- А пока она приготовит, давай чайку выпьем, - сказал Борташевич.

- Я лучше потом пивца холодного, - сказал Чуркин. - Будет пиво, Поля?.. А сейчас я бы побрился. Хочу быть красивым.

- Знакомьтесь, - сказал Сережа. - Это мой новый знакомый, бригадир Любимов.

- Ну-ну, - сказал Чуркин. - Здравствуйте. Я вас где-то видел. Видел, а? На постройке. А на какой?

Тетя Поля налила в чашку горячей воды и увела его бриться. Видимо, председатель горисполкома был в этой семье близким человеком.

- Вы на постройке работаете? - спросил Борташевич. На Сашу посмотрели рассеянные глаза с усталой смешинкой. Саша с грустью подумал, что, не будь войны, его отец вот так же приходил бы после работы домой и садился на главном месте, и мать наливала бы ему чай. И было бы с кем поговорить дома, и не было бы в помине никакого Геннадия.

- Почему ты не на даче? - спросил Сережа.

- Задержался, совещание, - ответил отец. - Не захотелось ехать на ночь глядя... Ну, а помимо того, мне же все-таки интересно, как ты тут существуешь. Звоню днем - тебя нет.

- Мы, помнится, условились, - сказал Сережа, - что я не отчитываюсь в своих поступках, хотя бы в период июль - август.

- Да боже сохрани! - сказал Борташевич, смеясь глазами. - Разве я отчета требую. Просто интересуюсь по-отцовски, по праву, так сказать, родительского чувства.

- У меня все хорошо, я здоров, - сказал Сережа. - Как тебе нравятся корейские сообщения?

Они заговорили о войне в Корее. Собственно, говорил Сережа, а отец Саша заметил - только поддерживал разговор и любовался сыном. За круглым столом было светло и уютно. "Хорошая, должно быть, семья, - думал Саша. Прекрасная семья!" И ему было грустно и приятно смотреть на них.

- Непременно пойди на "Похитителей велосипедов"! - с жаром говорил отцу Сережа. - Мы сегодня были. Пойди непременно!

Саша допил чай и подумал: пора уходить. Сережа проводил его до угла и взял с него слово, что он придет завтра.

Вечер был жаркий. Из городского сада доносилась музыка. Саша шел, а перед ним то и дело всплывало женское лицо с блестящими черными глазами и светлым пятнышком на смеющихся губах. И хромой мальчик, которому до всего на свете есть дело, и его добрый седой отец, и чужая большая квартира со сдвинутой мебелью, с травкой в ящиках, и этот душный вечер, и фонари - все приобретало особенный, высший смысл, потому что на все светило это лицо. "Первое место по метанию диска заняла Екатерина Борташевич". Почему эти слова наполняли Сашу гордостью, что ему?.. Они сливались с музыкой, доносившейся из сада. Музыка играла все одно и то же: "Первое место по метанию диска заняла Екатерина Борташевич"... Круглые матовые фонари горели жемчужным светом. Звонил за углом трамвай. В темной впадине ворот смеялся кто-то - будто ворковал - тихо и сладко.

Геннадий шел от Цыцаркина. Фонари расплывались в большие мутные пятна. Мостовая качалась, как палуба: Геннадий выпил.

Он шел медленно, желая привести себя в порядок и собраться с мыслями. Скверная произошла история... Черт ее возьми, лучше бы не было этой истории...

Он сунул руку за борт пиджака, ощупал внутренний карман: вот они, деньги, всучил-таки ему деньги Цыцаркин...

С Цыцаркиным знакомство было устоявшееся, прочное. Цыцаркин обласкал Геннадия с первой встречи. "Что за юноша, ах, что за юноша! - сказал он. Всю жизнь мечтал иметь такого сына!" Геннадий, только что рассорившийся с семьей и отлученный от дома, выслушал это не без удовольствия.

- Дорофея Николавна Куприянова - ваша маман? - спросил Цыцаркин. Встречались когда-то... на заре туманной юности... Но - разошлись, как в море корабли... Захаживайте, милости прошу. Заграничными пластинками интересуетесь?..

У него было вольно, никто не навязывал Геннадию никаких правил и взглядов. Не хочешь работать - не работай, твое личное дело. Хочешь пить пей. Выпивка всегда самая лучшая. Хочешь ухаживать за женщинами ухаживай. Женщины у Цыцаркина бывали разряженные, смешливые, необидчивые. Там играли в преферанс по крупной, небрежно записывая сотенные ремизы. Играть Геннадий не решался, но смотреть - нравилось...