Собрание Сочинений. Том 2. Произведения 1942-1969 годов.

Здесь вечера тускнеют, ожидая

Плодов, которые сулят им зори.

Здесь тень моя легко сольется вскоре

С последней тьмой, такая же пустая.

Не страсть, а страх связал нас. Не за то ли

Мой старый город и люблю до боли?

СЫНУ {795}

Не мной ты создан — всеми, кто доныне
Сменялись бесконечными родами
И лабиринт, что начат при Адаме,
Вели братоубийственной пустыней
С тех зорь (теперь — мифических потемок)
До нас, передавая, как наследье,
Кровь, текшую в моем отце и деде
И вновь ожившую в тебе, потомок.
Все это — я. Мы все. Тысячелетний
Единый ряд с тобою и сынами
Твоими. Все, кто за и перед нами,
От красной глины до трубы последней.
Я переполнен ими. Сущность вечна
Во временном, чья форма скоротечна.

ПРЕЖНИЕ ПОНОЖОВЩИКИ

Опять темнеют, под аркадой стоя,
В Июльском переулке эти тени,
С такими же тенями в столкновенье
Или другою хищницей — нуждою.
Лишь солнце по окраинным кварталам
Скользнет последним бликом рыжеватым,
Они тут снова — со своим закатом
И верными подругой и кинжалом.
Они в любой частице нашей яви:
В гитарной ноте, россказнях, чеканке
Лица, манере посвиста, осанке,
В убогих буднях и подспудной славе.
Во дворике с беседкой потайною
И профилем над дрогнувшей струною.

Из книги ХВАЛА ТЬМЕ {796}

КЕМБРИДЖ

Новая Англия. Утро.
Сворачиваю в сторону Крэги^{797}

.И в тысячный раз вспоминаю,
что "Крэги" — шотландское слово,
а сам корень "крэг" — по истокам кельтский.
В тысячный раз вспоминаю,
что эта зима — такая же, как другие,
что ото всех них остались одни слова
и всякий путь предначертан,
и ни Любви, ни Пекла никто не минует.
Утро, снег и кирпично-красные стены,
само воплощение счастья,
но я из иных краев,
где краски куда размытей
и женщины на закате
поливают цветы во дворах.
Поднимаю глаза и тону в вездесущей сини.
А дальше — кроны Лонгфелло
и вечный спящий поток.
На улицах — ни души, хоть сегодня не воскресенье.
Но и не понедельник,
день, манящий химерой начала.
И не вторник,
день под знаком красной планеты.
Не среда,
день хозяина лабиринтов,
каким был для Севера Один.
Не четверг,
день, когда уже ждут воскресенья.
Не пятница,
день божества, которое в пущах
сплетает тела влюбленных.
И не суббота.
Ведь мы не в реке времен,
а в царствах воспоминанья.
Словно во сне —
ничего за высокой дверью,
даже пустот.
Словно во сне,
за лицом, обращенным к тебе, — никого.
И мир — лишь орел без решки,
монета с одной стороною.
Этот нищенский дар оставляет
бегущее время.
Мы — только память,
миражный музей отголосков,
груда битых зеркал

NEW ENGLAND, 1967