Собрание сочинений. Том 2. Царствие земное

– Че, и туда Саша будет тебе сырые яйца таскать для поддержания тонуса?

– Могу и без них.

Буквально за весну-лето Тихон из нерешительного, меланхоличного юнца превратился в безудержного, неукротимого, ненасытного бедолагу- ловеласа. Он возглавил шайку станичных ребят. Вечерними сутемками вылавливали девчат и на общем дворе среди арб, повозок или в садовых зарослях лишали их девственности.

Долго не удавалось обломать Зою. Всякий раз она вырывалась и убегала. Но Тихон заманил ее в свой сад «отведать анисовых яблок»…

Тихон напряг на руке мускулы:

– Зоя, глянь, какие большие!

– Как у кролика!

Он с потаенной хитрецой прижмурил глаз.

– Все равно я сильный!

Прошлую ночь провел в соседнем хуторе. Ох и провел! С училкой… Ни минуты спать не дала. На зорьке еле дотащился до станицы, дополз до крайней избы, попросил у бабушки хлебца: «А то до дома не дойду!»

– Все я знаю. Лариска мне нынче рассказала.

– Где ты ее видела?

– Приезжала в сельсовет.

– Ну, дальше?

– Дальше… Лариска ушла в школу. Отменила свои уроки – хотелось позоревать с молодым парнем, то есть с тобой. Пришла домой.

Глянула, а тебя в кровати нет. Подумала: аль по нужде вышел на баз. Что-то послышалось из горницы. Она – туда… Дальше рассказывать?

– Не надо.

– Нет уж, слушай! Тут она тебя и застукала лежавшего в обнимку с ее малолетней дочкой. Ты начал отбрехиваться: Иринке страшно стало одной… Вот какой ты! Как бугай племенной! Всех подряд кроешь! А был тихоня тихоней!

– Если б ты тот раз в клубе не влепила мне пощечину… Тогда мою эту самую робость как рукой сняло!

– Да уж дюже! А поглядеть – сморчок!

– В сучок попер!

– Оно и верно, в сучок!

3

В армию Тихона не взяли, так как мочился в постели.

Мать и он белили избу. Снаружи. Во двор вошла Вера Игнатова. С наслаждением потянула носом.

– Люблю, когда свежей побелкой пахнет!

– Может, ты ишо чего хочешь? – ощерился редкими зубами Тихон, оценивающим взглядом окидывая дебелую, ядреную жалмерку. (Муж какой уж год в тюрьме – украл и пропил колхозную свинью.)

– Мать постыдился бы! Болтаешь…

– Дело житейское! Сама природа зовет! И тебе бы…

– Меня не касайся, ладно?

Вера попросила, чтобы остатки белил Тихон потом принес ей домой.

– Подчепурить хочу горницу!

Белил осталось полведра. Тихон сбросил с головы забрызганную газетную шапчонку. Умылся. А на уме Вера – толстенькая, румяная!

В избе Веры чисто, уютно. Пахло ушником.

– Поужинаешь со мной?

– Ды не откажусь.

Съели курицу, чугун ушника горячего.

– Фу! Пузо щас лопнет! Обкормила ты меня!

Тихон развалился на койке:

– Иди ко мне, Верунь!

– Э-э, насчет этого… самого… и не думай! У меня муж… строго наказал…

– На замок примкнул?

– На замок.

– Эт я запросто… Сколько их взломал своим ломиком! Гы-гы!

– Я тебе сурьезно говорю… Полезешь – придушу!

– Придушишь? Поглядим! Мне даже ресно!

Тихон пружинисто вскочил. Подхватил Веру на руки. Она довольно рассмеялась:

– Гля, какой сильный! А на вид – замухрышка!

– Ты мое главное достоинство не знаешь! А как узнаешь…

– То не отлипну от тебя?

– Ага!

Тихон упал с ней на перину, впился в ее губы… как бы заxлебнулся – азартно засопел, застонал, все глубже погружаясь, по его же выражению, в теплое женское урочище…

Как никогда постарался! Оно ведь и бабу хотелось уважить – наголодалась! И силушку мужскую показать – в грязь лицом не ударить! «Теперича надолго ей…» Сам мгновенно заснул. Но уже вскоре Вера его растолкала, ласково прошептала на ухо:

– Миленький, сделай еще так же!

«Ненасытная! Изнасилует!..»

– Куда же ты? Че вскочил?

– В уборную схожу. Живот схватило!

– Поскорей вертайся, милок, на перинку!

Тихон огородами спешно подался домой, то и дело усмехаясь, то ли с горечью, то ли весело. То ль над собой, то ль над Веркой.

4

Саша жил в Волгограде, работал на заводе. Когда у него с женой родилась дочка, письмом вызвал мать, чтобы приехала нянчить внучку.

– Надо ехать, помочь. А ты, сынок, как же тут один?

– Проживу. Не горься.

Тихон проводил мать на поезд. В зале ожидания стал ждать автобуса. В углу в коляске сидел инвалид. Просил подаяние. Но мало кто ему давал. А он все играл и играл на старой хромке. И в мутную глубину вокзала текли, струились свежие, чистые звуки музыки.

С ведром и шваброй вошла уборщица. Угрюмо объявила:

– Санчас!

– А что нам делать? – растерянно спохватилась молодка с дюжиной сумок, пакетов, узелков.

– Да хучь зарядку!

Уборщица стала мыть полы, обильно смачивая их водой, отчего воздух промозгло похолодел. Чемоданы, сумки она с грохотом передвигала с места на место, толкая их сапожищем. Ворчала:

– Понапихались тут! Все куда-то едут, едут! Не сидится людям дома! – Шумно выжала тряпку: – Телехфон сломали, подоконники исписали, порезали…

Тяжело глянула на инвалида:

– А ты че тута рыпишь? Тебе пензии не хватает?!

Уборщица наконец помыла полы и ушла. И было примолкнувший народец вновь загомонил.

– Невестку-то я как любила! Как малое дитя, купала в ванной, блинами с медом кормила. А она намедни вот как обошлась: приводит незнакомую женщину и говорит: «Это моя новая свекровь».