Читаем Собрание сочинений. Том 3 полностью

С моей тоской, сугубо личной,Ищу напрасно у резца,У мастерства поры античнойДля подражанья образца.Античность — это только схема,Сто тысяч раз одно и то ж.И не вместит больную темуЕе безжизненный чертеж.И не живет в ее канонахЗемная смертная тоска,И даже скорбь ЛаокоонаЛенива и неглубока.Архитектуры украшенье,Деталь дорических колонн —Людских надежд, людских крушенийЧуждающийся Аполлон.Лишь достоверностью страданьяВ красноречивой немотеСпособно быть живым преданьеИ путь указывать мечте.

* * *


Слабеют краски и тона,Слабеет стих.И жизнь, что прожита до дна,Видна, как миг.И некогда цветить узор,Держать размер,Ведь старой проповеди с горВелик пример.

* * *


Мы дорожим с тобою тайнами,В одно собранье их поставяС такими сагами и дайнами,Которых мы забыть не вправе.Ведь мне с годами это тождествоДо умопомраченья ясно.Казалось, нам дождаться дождикаИ все в слезах его погаснет.Но нет, оно — пожара заревоНад нашей жизнью запылавшей,Пока еще не разбазарено,Затоптано, как лист опавший.

* * *


Вдыхаю каждой порой кожиВ лесной тиши предгрозовойВсе, что сейчас назвать не можетНикто — ни мертвый, ни живой.И то, что так недостижимо,Что не удержано в руке,Подчас проходит рядом, мимо,Зеленой зыбью на реке.Мир сам себе — талант и гений,Ведущий нас на поводу,И ритма тех его смятенийНам не дано иметь в виду.Ведь это все — одни отписки:Баркасы, льдины, облака, —Все то, что без большого рискаБросает нам его рука.

* * *


Я жизни маленькая веха,Метелка, всаженная в снег,Я голос, потерявший эхоВ метельный, леденящий век.С горластым бытом в перепалке,Мне не случалось никогдаЗубрить природу по шпаргалке —И в этом вся моя беда.Меня мороз дирал по коже,И потому в своей судьбеЯ все придирчивей и строжеИ к нашим близким, и к себе…

* * *


Где жизнь? Хоть шелестом листаПроговорилась бы она.Но за спиною — пустота,Но за спиною — тишина.И страшно мне шагнуть вперед,Шагнуть, как в яму, в черный лес,Где память за руку беретИ — нет небес.

* * *


Луне, быть может, непонятноЛюдское робкое житье,И ей, пожалуй, неприятно,Что так глазеют на нееСегодня, кажется, недаром,Не понапрасну, не зазряХрипеть приходится гитарамВ чертополохе пустыря.Но все же, плечи расправляя,Покорный сердца прямоте,Шагну назад из двери раяВ передрассветной темноте.Шагну туда, где боль и жалость,Чужая жалость, может быть.С моей давно перемешалась,И только так могу я жить.

* * *


Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза