Читаем Собрание сочинений. Том 3 полностью

Замшелого камня на свежем изломеСверкнувшая вдруг белизна…Пылает заката сухая солома,Ручей откровенен до дна.И дыбятся горы, и кажется страннымЖурчанье подземных ключейИ то, что не все здесь живет безымянным,Что имя имеет ручей.Что он занесен на столичные карты,Что кто-то пораньше, чем я,Склонялся здесь в авторском неком азартеНад черным узором ручья.И что узловатые, желтые горыСлезили глаза и ему,И с ними он вел, как и я, разговорыПро горную Колыму.

* * *


Хочу я света и покоя,Я сам не знаю, почемуГудки так судорожно воютИ разрезают полутьму.Как будто, чтобы резать тучи,Кроить на части облака,Нет силы более могучей,Чем сила хриплого гудка.И я спешу, и лезу в люди,Косноязыча второпях,Твержу, что нынче дня не будет,Что дело вовсе не в гудках…

* * *


Ты не срисовывай картинок,Деталей и так далее.Ведь эта битва — поединок,А вовсе не баталия.И ты не часть чужого плана,Большой войны таинственной.Пусть заурядного романаТы сам герой единственный.Ты не останешься в ответеЗа все те ухищрения,С какими легче жить на свете,Да, легче, без сомнения…

* * *


Да, он оглох от громких споровС людьми и выбежал сюда,Чтобы от этих разговоровНе оставалось и следа.И роща кинулась навстречу,Сквозь синий вечер напролом,И ветви бросила на плечи,Напоминая о былом.И судьбы встали слишком близкоДруг к другу, время хороня,И было слишком много рискаВ употреблении огня.

* * *


Воображенье — вооруженье,И жить нам кажется легко,Когда скала придет в движеньеИ уберется далеко.И у цветов найдется запах,И птицы песни запоют,И мимо нас на задних лапахМедведи медные пройдут.

* * *


Нам время наше грозамНапрасно угрожало,Душило нас морозамиИ в погребе держало.Дождливо было, холодно,И вдруг — такое лето, —Хоть оба мы — немолодыИ песня наша спета.Что пелась за тюремнымиЗатворами-замками,Бессильными и гневнымиУпрямыми стихами,Что творчества изустногоБыла былиной новой,Невольничьего, грустного,Закованного слова.И песни этой искренность,Пропетой полным голосом,Серебряными искрамиПронизывает волосы…

* * *


Не только актом дарственнымРасщедрившейся сказкиТы проступаешь явственно,Как кровь через повязку.И боль суровой кароюОпять ко мне вернулась,Затем, что рана стараяЕще не затянулась.Пока еще мы молодыДушою и годами,Мы лечим раны холодом,Метелями и льдами.Но, видно, в годы зрелыеНе будет облегченьяОт слишком устарелогоТаежного леченья.И смело ночью звездною,Развеяв все туманы,Мы лечим эту грозную,Мучительную рануПовязкой безыскусственной,Пропитанной простою,Горячей и сочувственнойДушевной теплотою.

* * *


Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза