Читаем Собрание сочинений. Том 3 полностью

Немало надобно вниманья,Чтобы постичь накороткеЗначенье знаков препинаньяВ великом русском языке.Любая птичка-невеличкаУмела истово, впопадСажать привычные кавычкиВокруг зазубренных цитат.И нас сажали в одиночки,И на местах, почти пустых,Нас заставляли ставить точкиВзамен наивных запятых.И, не моргнув подбитым глазом,Не веря дедам и отцам,Мы рвали слог короткой фразойПо европейским образцам.Как ни чужда такая формаСудьбе родного языка,В нее влюбились непритворноИ вознесли за облака.Бедна, должно быть, наша вераИль просто память коротка,Когда флоберовская мераНам оказалась велика.Тогда слова дышали в строчкеЗапасом воздуха в груди,Тогда естественная точкаНас ожидала впереди.И был период двухсотлетний,Когда периодов длинуЛюбили вовсе не за сплетни,За чувств и мыслей глубину.Но страстный слог витиеватыйДавно уж нам не по нутру,Слова пророков бесноватыхДавно мы предали костру.Скучна, скучна нам речь Толстого,Где двоеточий и не счесть,Где позади любого словаЗнак препинанья может влезть.Любой из нас был слишком робок,Чтоб повести такую речь,Где, обойдясь совсем без скобок,Он мог бы всех предостеречь,Чтобы в российской речи топкойНе поскользнуться, не упасть,Не очутиться бы за скобкой,Под двоеточье не попасть.Ехидно сеющий сомненьяЗнак вопросительный таков,Что вызывает размышленьяУ мудрецов и дураков.Зато в обилье восклицанийВся наша доблесть, наша честь.Мы не заслужим порицанийЗа восклицательную лесть.И вот без страха и сомненьяМы возвели глаза гореИ заменили разъясненьяМногозначительным тире.По указующему знакуИмперативного перстаМы повели слова в атаку,И это было неспроста.Нам лишь бы думать покороче,Нам лишь бы в святочный рассказНе высыпались многоточьяНа полдороге наших фраз.А что касается подтекстаИ лицемерных прочих штук,То мы от них пускались в бегство,Теряя перышки из рук.А как же быть в двадцатом векеС архивной «точкой с запятой»?Ведь не найдется человека,Кому она не «звук пустой».Ведь дидактическая прозаНе любит «точки с запятой»,Ею заученная позаВсегда кичится простотой,Той простотой, что, как известно,Бывает хуже воровства,Что оскопила даже песнюВо имя дружбы и родства.И ни к чему ей философский,Живущий двойственностью знак,И в современный слог московскийНам не ввести его никак…Литературного сознаньяОсуществленный идеалНаходит в знаках препинаньяКонсервативный материал.

* * *


Перейти на страницу:

Похожие книги

Поэты 1840–1850-х годов
Поэты 1840–1850-х годов

В сборник включены лучшие стихотворения ряда талантливых поэтов 1840–1850-х годов, творчество которых не представлено в других выпусках второго издания Большой серии «Библиотеки поэта»: Е. П. Ростопчиной, Э. И. Губера, Е. П. Гребенки, Е. Л. Милькеева, Ю. В. Жадовской, Ф. А. Кони, П. А. Федотова, М. А. Стаховича и др. Некоторые произведения этих поэтов публикуются впервые.В сборник включена остросатирическая поэма П. А. Федотова «Поправка обстоятельств, или Женитьба майора» — своеобразный комментарий к его знаменитой картине «Сватовство майора». Вошли в сборник стихи популярной в свое время поэтессы Е. П. Ростопчиной, посвященные Пушкину, Лермонтову, с которыми она была хорошо знакома. Интересны легко написанные, живые, остроумные куплеты из водевилей Ф. А. Кони, пародии «Нового поэта» (И. И. Панаева).Многие из стихотворений, включенных в настоящий сборник, были положены на музыку русскими композиторами.

Антология , Евдокия Петровна Ростопчина , Михаил Александрович Стахович , Фёдор Алексеевич Кони , Юлия Валериановна Жадовская

Поэзия
Полет Жирафа
Полет Жирафа

Феликс Кривин — давно признанный мастер сатирической миниатюры. Настолько признанный, что в современной «Антологии Сатиры и Юмора России XX века» ему отведён 18-й том (Москва, 2005). Почему не первый (или хотя бы третий!) — проблема хронологии. (Не подумайте невзначай, что помешала злосчастная пятая графа в анкете!).Наш человек пробился даже в Москве. Даже при том, что сатириков не любят повсеместно. Даже таких гуманных, как наш. Даже на расстоянии. А живёт он от Москвы далековато — в Израиле, но издавать свои книги предпочитает на исторической родине — в Ужгороде, где у него репутация сатирика № 1.На берегу Ужа (речка) он произрастал как юморист, оттачивая своё мастерство, позаимствованное у древнего Эзопа-баснописца. Отсюда по редакциям журналов и газет бывшего Советского Союза пулял свои сатиры — короткие и ещё короче, в стихах и прозе, юморные и саркастические, слегка грустные и смешные до слёз — но всегда мудрые и поучительные. Здесь к нему пришла заслуженная слава и всесоюзная популярность. И не только! Его читали на польском, словацком, хорватском, венгерском, немецком, английском, болгарском, финском, эстонском, латышском, армянском, испанском, чешском языках. А ещё на иврите, хинди, пенджаби, на тамильском и даже на экзотическом эсперанто! И это тот случай, когда славы было так много, что она, словно дрожжевое тесто, покинула пределы кабинета автора по улице Льва Толстого и заполонила собою весь Ужгород, наградив его репутацией одного из форпостов юмора.

Феликс Давидович Кривин

Поэзия / Проза / Юмор / Юмористическая проза / Современная проза