Прежде чем они добрались до города, им навстречу уже бежали люди: увидели мокрых, испуганных детей, расспросили их и бросились на помощь. Надю забрали в больницу. Фиму вместе с Сережей отвели к тете Паше. Тетя Паша встретила их на углу. Она сама тряслась, как в лихорадке, но была распорядительна и говорила твердым голосом. Марьяны не было дома. Детей уложили в постель, напоили горячим молоком, обложили горячими бутылками. Лукьяныч отказался от медицинской помощи, велел тете Паше истопить баню и купить пол-литра водки.
- Водки! - говорила тетя Паша. - Аспирину лучше выпей. Никогда не пил, куда тебе пол-литра? Челн - бог с ним, пропади он пропадом, вот сапоги-то хорошие жалко!
Но Лукьяныч ничего не хотел слушать и ни о чем разговаривать. Кликнул Ваську, велел и ему париться в бане и пить водку: "Пей, орел!" Вышел из бани свекольно-красный, лег в постель и до ночи стонал от стыда и горя.
В этот день Алмазова с утра не было в совхозе.
Прибыл из Ленинграда станок для черепичного производства. Совхозный механик, сопровождавший станок, примчался со станции в панике: железнодорожное начальство велит освобождать платформу, снимать станок без промедления, времени дают четыре часа. А как его, черта, снимешь, когда в нем восемь тонн весу. Коростелев велел подать грузовик и поехал на станцию с Алмазовым, механиком и двумя плотниками. Следом трактор ЧТЗ потянул площадку, заранее изготовленную для перевозки станка.
На запасных путях, за каким-то забором, в закутке, стоял на платформе станок. Алмазов осмотрел его и нашел, что иначе не снять, как спустив по слегам. Там же, в Кострове, одолжили у кооперации бревна и сбили слеги. Работая впятером ломами, как рычагами, поставили станок на рельсы и по рельсам подвели к слегам. По слегам станок перешел на площадку... Скоро сказка сказывается, да не скоро дело делается - в назначенный железнодорожниками срок все равно не управились, только часам к пяти вернулся Алмазов домой.
Ни Тоси, ни детей не было. "И посплю же я сейчас!" - подумал Алмазов. Есть не хотелось - в Кострове заправлялись, директор угощал в станционном буфете. Только воды выпил, свежей, прохладной: наклонил ведерко и прямо из ведерка пил - долго, жадно. Разделся, переменил белье, лег на кровать, с наслаждением распрямил тело - сейчас бы уснул, но вдруг постучали. Пришел парнишка из стройбригады и принес письмо. Конверт мятый, на конверте ни марки, ни настоящего адреса, просто написано карандашом: совхоз "Ясный берег", Алмазову. Парнишка сказал, что письмо принес еще утром незнакомый человек, велел передать срочно и только в собственные руки; бригадные ребята несколько раз забегали к Алмазову, но не заставали. Алмазов разорвал конверт, прочел...
- Ладно, - сказал он. - Иди.
Когда парнишка ушел, он перечитал короткую записку, окончательно все понял и дрожащими руками стал одеваться.
Какие шутки шутит судьба! Она в Кострове со вчерашнего вечера, ищет его, зовет повидаться, а он полдня провел в Кострове, и они не встретились.
Уезжает вечерним поездом. Поезд отходит в одиннадцать. Сейчас полшестого, не больше. Успею. Увижу.
Был уже за порогом, вдруг заметил, что плохо надета портянка, сапог трет ногу. Этак через два километра охромеешь и никуда не дойдешь. Вернулся, надел портянку как следует. Можно идти.
По той же дороге, по которой он сегодня дважды проехал на грузовике, в Кострово и обратно, он шел теперь пешком, солдатским ровным шагом, выбрасывая руки.
Он считал, что она и думать о нем забыла. Уславливались, что будут друг другу писать, до востребования. Он написал два письма, она не отозвалась ни словечком. Сколько ни справлялся в городе на почте - ничего не было на имя Алмазова.
А тут позвала: "Извещаю тебя, что я нахожусь на станции Кострово, проездом, вчера вечером приехала и сегодня вечерним поездом еду дальше, приходи непременно, для той цели задержалась на сутки, чтобы повидаться".
Чтобы повидаться!
"Меня женщина пустила переночевать, так что ищи меня в общежитии железнодорожников, шестая комната во втором этаже. Остаюсь любящая тебя..."
Остаюсь любящая тебя. Была и осталась любящая. Рана моя вечная, незаживающая! Как же, как же я был там, в двух шагах от этого самого общежития, в двух шагах от тебя, и не знал, и не встретились...
Снится, что ли?
В незнакомой, чужой комнате сидит дорогая женщина, любовь, друг, жена. Она готова в путь: увязанная в холст корзина у ее ног, черная в розанах шаль наброшена на плечи. Венцом сияют вокруг лица туго уложенные косы.
Младенец спит у нее на коленях.
- Сын?
- Сын.
- Сколько ему?
- Семь месяцев скоро.
- Звать как?
- Егорушка, Егорка. Егорий означает - победитель.
Слов у них мало. Что тут слова. Только смотрят друг на друга не отрываясь.
- Далеко едешь?
- Далеко. К свекрови.
- Какой свекрови?
- Мужней матери. Она ласковая ко мне. Ребеночка хочет повидать.
Что ж это такое - бабья подлость или бабья высшая мудрость?
- Получила отпуск - дай, думаю, съезжу к старухе, погощу.
- Не гадал уже видеть тебя.