Собрание сочинений (Том 3)

Сережа слушал и представлял себе город Гонолулу на острове Оаху, где растут пальмы и до слепоты бело светит солнце. И под пальмами стоят и снимаются белоснежные капитаны в золотых нашивках. "И я так снимусь", думал Сережа. Подобно всем этим мальчикам, рассуждавшим о порохе и чернилах, он веровал без колебаний, что ему предстоит все на свете, что только бывает вообще, - в том числе предстояло капитанство и Гонолулу. Он веровал в это так же, как в то, что никогда не умрет. Все будет перепробовано, все изведано в жизни, не имеющей конца.

К вечеру он соскучился по Васькиному дяде: тот отдыхал да отдыхал он накануне в дороге не спал ночь. Васькина мать пробежала по улице на высоких каблуках и на бегу рассказала тете Паше, что идет за коньяком, Костя кроме коньяка ничего не пьет. Солнце спустилось. Пришли родственники. Зажгли электричество в доме. И ничего не было видно с улицы через занавески и герани. Сережа обрадовался, когда Шурик позвал его к себе на липу, сказав, что оттуда все видать.

- Он когда проснулся, то зарядку делал, - рассказывал Шурик, деловито семеня рядом с Сережей. - А когда побрился, то деколоном на себя брызгал через трубку. Они уже поужинали... Идем через проулок, а то Лидка увяжется.

Старая липа росла у Тимохиных в огороде, на задах, близко к плетню, отделяющему огород от Васькиного сада. Сразу за плетнем - стена Васькиного дома, но на плетень не влезешь, он гнилой, трещит и рассыпается... В липе дупло, одно лето в нем жили удоды, теперь Шурик хранил там вещи, которые лучше держать подальше от взрослых, - патронные гильзы и увеличительное стекло, при помощи этого стекла можно выжигать разные слова на заборах и скамейках.

Обдирая ноги о грубую, в трещинах, кору, ребята влезли на липу и устроились на суковатой корявой ветви - Шурик ухватясь за ствол, а Сережа за Шурика.

Они очутились в шелково-шуршащем, ласково-щекотном, свежо и горьковато дышащем лиственном шатре. Высоко над их головами шатер был золотисто озарен закатом, а чем ниже, тем гуще темнели сумерки. Веточка с черными листьями покачивалась перед Сережей, она не заслоняла внутренности Васькиного дома. Там горело электричество и сидел среди родственников дядя-капитан. И было слышно, что говорят.

Васькина мать говорила, размахивая руками:

- И выписывают квитанцию, что с гражданки Чумаченко Пе Пе взыскан штраф за хулиганство на улице в сумме двадцать пять рублей.

Одна родственница засмеялась.

- По-моему, нисколько не смешно, - сказала Васькина мать. - И обратно через два месяца вызывают в милицию и предъявляют протокол, и обратно отмечают в документе, что я уплатила пятьдесят рублей за разбитие витрины в кино.

- Ты расскажи, - сказала другая родственница, - как он с большими ребятами бился. Ты расскажи, как он папиросой ватное одеяло прожег, что чуть дом не сгорел.

- А деньги на папиросы у него откуда? - спросил дядя-капитан.

Васька сидел, опершись локтем о колено, щеку положив на ладонь, скромный, причесанный волосок к волоску.

- Негодяй, - сказал дядя своим мягким голосом, - я тебя спрашиваю где деньги берешь?

- Мать дает, - ответил Васька, насупясь.

- Извини, Поля, - сказал дядя, - я не понимаю.

Васькина мать зарыдала.

- Покажи-ка свой дневник, - велел дядя Ваське.

Васька встал и принес дневник. Дядя, сощурясь, полистал и сказал нежно:

- Мерзавец. Скотина.

Швырнул дневник на стол, вынул платок и стал обмахиваться.

- Да, - сказал он. - Печально. Если хочешь ему пользы, обя-за-на держать его в ежовых рукавицах. Вот моя Нина... Прелестно воспитала девочек! Дисциплинированные, на рояле учатся... Почему? Потому что она их держит в ежовых рукавицах.

- С девочками легче! - хором сказали родственники. - Девочки не то что мальчики!

- Учти, Костя, - сказала та родственница, что наябедничала про одеяло, - когда она ему денег не дает, он берет у ней из сумочки без спроса.

Васькина мать зарыдала пуще.

- У кого же мне брать, - спросил Васька, - у чужих, да?

- Вон отсюда! - в нос крикнул дядя и встал...

- Драть будет, - шепнул Шурик Сереже... Раздался треск, ветка, на которой они сидели, с стремительным шуршаньем ринулась вниз, с нею ринулся Сережа, увлекая Шурика.

- Не вздумай мне реветь! - сказал Шурик, лежа на земле.

Они поднялись, растирая ушибленные места. Через плетень глянул Васька, все понял и сказал:

- Вот я вам дам шпиёнить!

За Васькой в оконном свете выросла белая фигура, поблескивающая золотом, и томно сказала:

- Дай сюда папиросы, болван.

Сережа и Шурик, хромая, уходили по огороду и, оглядываясь, видели, как Васька подал дяде пачку папирос и дядя ее тут же изорвал, изломал, искрошил, потом взял Ваську сзади за воротник и повел в дом...