Собрание сочинений (Том 3)

Дома Леню положили на мамину кровать, развернули, и Сережа увидел его целиком. С чего мама взяла, что он красивый? Живот у него был раздут, а ручки и ножки неимоверно, нечеловечески тоненькие и ничтожные и двигались без всякого смысла. Шеи совсем не было. Ни по чему нельзя было отгадать, что он умный. Он разинул пустой, с голыми деснами, ротик и стал кричать странным жалостным криком, слабым и назойливым, однообразно и без устали.

- Маленький ты мой! - утешала его мама. - Ты кушать хочешь! Тебе время кушать! Кушать хочет мой мальчик! Ну сейчас, ну сейчас!

Она говорила громко, двигалась быстро и была совсем не толстая похудела в больнице. Коростелев и тетя Паша старались ей помочь и со всех ног бросались выполнять ее распоряжения.

Пеленки у Лени были мокрые. Мама завернула его в сухие, села с ним на стул, расстегнула платье, вынула грудь и приложила к Лениному рту. Леня вскрикнул в последний раз, схватил грудь губами и стал сосать, давясь от жадности.

"Фу какой!.." - подумал Сережа.

Коростелев угадал его мысли. Он сказал потихоньку:

- Ему девятый день, понимаешь? Девятый день, всех и делов, что с него спросишь, верно?

- Угу, - смущенно согласился Сережа.

- Впоследствии будет парень что надо. Увидишь.

Сережа подумал: когда это будет! И как за ним присматривать, когда он... как кисель - даже мама за него берется с опаской.

Наевшись, Леня спал на маминой кровати. Взрослые в столовой разговаривали о нем.

- Няню надо, - сказала тетя Паша. - Не управлюсь я.

- Никого не нужно, - сказала мама. - Пока каникулы, я сама буду с ним, а потом устроим в ясли, там настоящие няни и настоящий уход.

"А, это хорошо, пусть в ясли", - подумал Сережа, чувствуя облегчение. Лида всегда мечтала, чтоб Виктора отдали в ясли... Сережа влез на кровать и уселся рядом с Леней, намереваясь рассмотреть его как следует, пока он не орет и не морщится. Оказалось, у Лени есть ресницы, только очень короткие. Кожа темно-красного личика была нежная, бархатистая, Сережа дотронулся до нее пальцем, чтобы испытать на ощупь...

- Что ты делаешь! - воскликнула мама, входя.

От неожиданности он вздрогнул и отдернул руку...

- Слезь сейчас же! Разве можно его трогать грязными руками!

- У меня чистые, - сказал Сережа, испуганно слезая с кровати.

- И вообще, Сереженька, - сказала мама, - давай подальше от него, пока он маленький. Ты можешь толкнуть нечаянно... Мало ли что. И пожалуйста, не води сюда детей, а то еще заразят его какой-нибудь болезнью... Давай уйдем лучше! - ласково и повелительно закончила мама.

Сережа послушно вышел. Он был задумчив. Все это не так, как он ожидал... Мама завесила окошко шалью; чтобы свет не мешал Лене спать, вышла вслед за Сережей и тихо прикрыла дверь...

ВАСЬКА И ЕГО ДЯДЯ

У Васьки есть дядя. Лида, безусловно, сказала бы, что это вранье, никакого дяди нет, но ей приходится помалкивать: дядя есть; вот его карточка - на этажерке, между двумя вазами с маками из красных стружек. Дядя снят под пальмой, одет во все белое, и солнце светит таким слепым белым светом, что не рассмотреть ни лица, ни одежи. Хорошо вышла на карточке только пальма да две короткие черные тени, одна дядина, другая пальмина.

Лицо - не важно, но жалко, что не разобрать, во что одет дядя. Он не просто дядя, а капитан дальнего плавания. Интересно же - как одеваются капитаны дальнего плавания. Васька говорит, снимок сделан в городе Гонолулу на острове Оаху. Иногда от дяди приходят посылки. Васькина мать хвастает:

- Опять Костя прислал два отреза.

Она куски материи называет отрезами. Но бывают в посылках и драгоценные вещи. Например: бутылка со спиртом, а в ней крокодильчик, маленький, как рыбка, но настоящий; будет в спирту стоять хоть сто лет и не испортится. Понятно, что Васька задается: все, что есть у других ребят, - тьфу против крокодильчика.

Или пришла в посылке большая раковина: снаружи серая, а внутри розовая - розовые створки приоткрыты, как губы, - и если приложить ее к уху, то слышен тихий, как бы издалека, ровный гул. Когда Васька в хорошем настроении, он дает Сереже послушать. И Сережа стоит, прижав раковину к уху, с неподвижно раскрытыми глазами, и, притаив дыхание, слушает тихий незамирающий гул, идущий из глубины раковины. Что за гул? Откуда он там берется? Почему от него беспокойно - и хочется слушать да слушать?..

И этот дядя, необыкновенный, исключительный, - этот дядя после Гонолулу и всяких островов надумал приехать к Ваське погостить! Васька сообщил об этом, выйдя на улицу, сообщил небрежно, держа папиросу в углу рта и щуря от дыма глаз, сообщил так, будто в этом не было ничего выдающегося. А когда Шурик, после молчания, спросил басом: "Какой дядя? Капитан?" - Васька ответил:

- А какой же еще? У м е н я другого и нету.

Он сказал "у меня" с особенным выражением, чтоб было ясно: у в а с могут быть другие дяди, не капитаны; у меня их быть не может. И все признали, что это на самом деле так.

- А он скоро приедет? - спросил Сережа.

- Через недельку, две, - ответил Васька. - Ну, я пошел мел покупать.

- Зачем тебе мел? - спросил Сережа.

- Мать потолки белить собралась.