Конечно, для такого дяди как не побелить потолки!
- Врет он, - сказала Лида, не выдержав. - Никто к ним не едет.
Сказала и поспешно отступила, боясь получить затрещину. Но Васька на этот раз не дал ей затрещины. Даже не сказал "дура" - просто удалился, помахивая плетеной сумкой, в которой лежал мешочек для мела. А Лида осталась на месте как оплеванная.
...Побелили потолки и наклеили новые обои. Васька мазал куски обоев клеем и подавал матери, а она наклеивала. Ребята заглядывали из сеней - в комнаты Васька не велел входить.
- Вы мне все тут перепутаете, - сказал он.
Потом Васькина мать вымыла пол и постлала половики. Они с Васькой ходили по половикам, на пол не ступали.
- Моряки обожают чистоту, - сказала Васькина мать.
Будильник перенесли в заднюю комнату, где будет спать дядя.
- Моряки все по часам делают, - сказала Васькина мать.
Дядю ждали с нетерпением. Если на Дальнюю сворачивала машина, все замирали - не дядя ли едет со станции. Но машина проезжала, а дяди не было, и Лида радовалась. У нее бывали свои какие-то радости, недоступные для других.
По вечерам, придя с работы и управившись по хозяйству, Васькина мать выходила за калитку похвалить соседкам своего брата, капитана. А ребята, держась в сторонке, слушали.
- Сейчас он на курорте, - рассказывала Васькина мать. - Поправляет свое здоровье. Сердце неважное. Путевку ему дали, конечно, в самый лучший санаторий. А после леченья заедет к нам.
- Как он пел когда-то! - говорила она дальше. - Как он исполнял в клубе "Куда, куда вы удалились" - лучше Козловского! Теперь, конечно, располнел, и одышка, и в семье бог знает что делается, не очень-то запоешь.
Она понижала голос и рассказывала что-то по секрету от ребят.
- И всё девочки, - говорила она. - Одна блондинка, другая брюнетка, третья рыженькая. На Костю только старшая похожа. А он плавает и переживает. Везет ей на девочек. Девочек хоть десятеро будь, их легче воспитать, чем одного мальчишку.
Соседки оглядывались на Ваську.
- Пусть, как брат, посоветует что-нибудь, - продолжала Васькина мать. - Вынесет свою мужскую резолюцию. Я уже ненормальная стала.
- С мальчишками намучаешься, - вздыхала Женькина тетка, - пока поставишь на ноги.
- Смотря какие мальчишки, - возражала тетя Паша. - Наш, например, страшно нежный.
- Это пока он маленький, - отвечала Васькина мать. - Маленькие они все нежные. А подрастет - и тоже начнет себя выявлять.
Дядя-капитан приехал ночью - утром ребята заглянули в Васькин сад, а там дядя стоит на дорожке, весь в снежно-белом, как на карточке, белый китель, белые брюки со складкой, белые туфли, на кителе золото; стоит, заложив руки за спину, и говорит мягким, немножко в нос, чуть-чуть задыхающимся голосом:
- До чего же пре-лестно! Какая благодать! После тропиков отдыхаешь душой. Как ты счастлива, Поля, что живешь в таком дивном месте.
Васькина мать говорит:
- Да, у нас ничего.
- Ах, скворечник! - томно вскрикнул дядя. - Скворечник на березе! Поля, ты помнишь нашу хрестоматию, там точно такая была картинка - береза со скворечником!
- Скворечник Вася повесил, - сказала Васькина мать.
- Пре-лестный мальчик! - сказал дядя.
Васька был тут же, умытый и скромный, без кепки, причесанный, как на Первое мая.
- Идем завтракать, - сказала Васькина мать.
- Я хочу дышать этим воздухом! - возразил дядя. Но Васькина мать увела его. Он взошел на крыльцо, большой, как белая башня с золотом, и скрылся в доме. Он был толстый и прекрасный, с добрым лицом, с двойным подбородком. Лицо было загорелое, а лоб белый, ровной чертой белизна отделялась от загара... А Васька подошел к забору, между палками которого смотрели, прижавшись, Сережа и Шурик.
- Ну, - спросил он милостиво, - чего вам, малыши?
Но они только сопели.
- Он мне часы привез, - сказал Васька. Да, на левой руке у него были часы, настоящие часы с ремешком! Подняв руку, он послушал, как они тикают, и покрутил винтик...
- А нам можно к тебе? - спросил Сережа.
- Ну, зайдите, - разрешил Васька. - Только чтоб тихо. А когда он ляжет отдыхать и когда родственники прядут, то геть без разговоров. У нас будет семейный совет.
- Какой семейный совет? - спросил Сережа.
- Будут совещаться, чего со мной делать, - объяснил Васька.
Он ушел в дом, и ребята вошли туда, безмолвные, и стали у порога.
Дядя-капитан намазал маслом ломтик хлеба, вставил в рюмку вареное яйцо, разбил его ложечкой, осторожно снял верхушку скорлупы и посолил. Соль он взял из солонки на самый кончик ножа. Чего-то ему не хватало, он озирался, его светлые брови изобразили страдание. Наконец он спросил своим нежным голосом, деликатно:
- Поля, извини, нельзя ли салфетку?
Васькина мать заметалась и дала ему чистое полотенце. Он поблагодарил, положил полотенце на колени и стал есть. Он откусывал маленькие кусочки хлеба, и почти совсем не было заметно, как он жует и глотает. А Васька насупился, на его лице выразились разные чувства: ему было неприятно, что у них в доме не нашлось салфетки, и в то же время он гордился своим воспитанным дядей, который без салфетки не может позавтракать.