Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях

Хотя действие магнитной стрелки издревле известно китайцам, однако оно им мало принесло пользы, как при астрономических наблюдениях, так и для навигации. В первый раз темно упоминается о действии магнитной стрелки в 121 году по Р.Х., но в сочинениях, писанных сто лет спустя, уж довольно ясно описывается устройство китайского компаса, который и по сие время остался почти неизменным.

Клапрот весьма основательно предполагает, что арабы впервые узнали употребление компаса на море от китайцев, и именно около XII века, и передали его французским крестоносцам; в последствии узнал о нем и Амальфеи, который таким образом не изобрел его, а только сделал повсюду известным, и, может быть, распространил и улучшил способ его употребления.

Для наблюдений при нашей обсерватории, приучаются старшие ученики из албазинцев, что не прекращает их учения, потому что наша русская школа, как я уж имел случай заметить, находится при северном же подворье, близ которого и поселенцы албазинцы. В школе учат читать и писать по-славянски и по-китайски, священной истории, катехизису и церковному пению. Албазинцы очень охотно отдают своих детей в школу, сколько потому, что ученики могут впоследствии поступить в певчие или наблюдатели при обсерватории, где получают порядочное жалованье, столько и потому, что в Китае учение составляет всеобщую потребность народа. В Пекине есть еще училище русского языка, которое содержится на счет китайского правительства. Цель его – доставить драгоманов русского языка для Палаты Внешних Сношений, которая, по трактатам, состоит в сношениях с нашим Правительствующим Сенатом. Что в этой школе ровно ничего не знают по-русски, об этом и говорить нечего. Замечательны здешние экзамены в русском языке… но я умалчиваю о них, не желая выносить сору из избы. Тем не менее, однако, маньчжуры и монголы всячески стараются попасть в это училище, потому что окончившие в нем курсы получают ход в Палате Внешних Дел. Впрочем, был случай, что воспитанники школы поплатились дорого за незнание русского языка: это было во время нашего русского посольства Головкина в Китай, которое, как известно, принуждено было вернуться из Урги. Ургинские правители потребовали из Палаты Внешних Сношений для переговоров с русскими людей, сведущих в русском языке. Палата нисколько не затруднилась в исполнении этого требования: она отдала приказание послать четырех лучших воспитанников русской школы в Ургу, что и было приведено в исполнение. Переводчики явились; но каково было положение их, когда их заставили говорить с русскими? Разумеется, сейчас же открылось, что они ничего не смыслят и, по донесении об этом ургинских правителей, переводчики были отправлены в ссылку.

Нам оставалось немного дней жить в Пекине, и потому мы решились разом осмотреть все те общественные заведения столицы, которых еще не видали. Нам удалось-таки кое-куда проникнуть; мы были в тюрьмах, в богадельнях, на фабриках, даже на монетном дворе, куда и самих китайцев не пускают. Нечего много говорить о всех этих заведениях. Тюрьмы находятся в жалком положении. Богадельни содержатся хорошо, большей частью добровольными пожертвованиями; только на некоторые из них прибавляет правительство, но их вообще немного; они предназначены преимущественно для стариков и далеко не соответствуют огромному населению столицы. Есть приюты на ночь для нищих и не имеющих своего крова – вот еще одна благодетельная мера начальства, которую вполне может оценить только житель Китая, где бедность доходит до крайности, где, действительно, человек может умереть с голоду; эта мера подала было повод к самым нелепым басням в Европе; сначала и мы хорошенько не понимали ее. Каждый день, рано утром, раздавался необыкновенный скрип колес. Однажды мы вышли посмотреть, что это такое? и увидели огромную телегу, запряженную быком или даже коровой. Эта телега собирает тела умерших младенцев, которых родители не в состоянии похоронить, и отвозит их на общественные кладбища: она совершает обычные объезды по всему городу, и всякий день возвращается с добычей жилищу смерти. Заслышав скрип ее, навстречу выходит отец или мать умершего, кладет на нее завернутое в холсте тело и удаляется, не говори ни слова, много что иногда сунет десяток чохов в руку суровому и безмолвному возчику. В Европе говорили, что родители часто клали в эти телеги живых младенцев – не знаю, делается ли это где-нибудь на Юге, хотя очень сомневаюсь в том, видя разительные примеры привязанности китайцев к детям; но в Пекине этого никогда не бывает.