В числе главных произведений, привозимых корейцами в Пекин, жень-чен, пользующийся огромной славой в Китае и хорошо известный в Европе. Жень-чен, луковичное растение, которого родина в Маньчжурии; корень его употребляется в Китае от всех почти болезней; и точно, как средство возбуждающее, он очень действителен. Говорят, были примеры, что человек, совсем умиравший, по приеме женьчена, возвращался к жизни и получал употребление физических и нравственных сил; но, по всем вероятиям, ненадолго. Жень-чен обыкновенно дают тем, кто не успел перед смертью сделать духовное завещание. Нельзя, однако, не заметить, что повелители Китая, постоянно употребляющие его, чрезвычайно долголетны, несмотря на труды и нравственные потрясения, с которыми сопряжена их жизнь. Маньчжурский жень-ччен недоступен, по своей баснословной цене, даже для богатых; притом же, его нельзя и найти в торговле, потому что весь жень-чен, получаемый в Маньчжурии, представляют ко двору, и оттуда уж посылают иногда по нескольку корешков в подарок, как драгоценность, к важным лицам; от них-то иногда и можно его достать или воровством от придворных браковщиков, которые всегда умеют стащить несколько корешков, несмотря на то, что он разбирается и сортируется в присутствии целого комитета. Вывоз семян или самого растения жень-чен из Маньчжурии строжайше запрещен: это собственность сына неба, принадлежность его верховного сана! Несмотря на то, корейцы умели как-то развести его у себя; говорят, однако, что корейский жень-чен не имеет того действия и той силы, как маньчжурский, но по виду тот и другой очень похожи между собой.
В числе приезжих к Новому году в Пекин, были тибетцы, и тоже с данью ко двору. Между ними находился один лама, старинный знакомец нашего подворья, через которого один из членов миссии выписывал из Хлассы разные тибетские книги для наших библиотек; этот лама был желанный гость в подворье: он привез нам разные подарки из Тибета и был, в свою очередь, осыпан подарками. Рассказы о его Хлассе чрезвычайно интересны, хотя и не лишены многих преувеличений и баснословных описаний о чудесах живых последователей Будды; но мы уже привыкли к ним.
Тибет гораздо в большей зависимости от Китая, чем Корея. Покоренный и успокоенный китайскими войсками, он уступлен властителем Китая далай-ламе, главному духовному хранителю буддизма; но далай-ламу окружают китайские пристава, которые и управляют его действиями. Даже отыскание того лица, в которое переселяется дух умершего далай-ламы, хотя составляет предмет чисто религиозный и принадлежность лам, однако не изъят из-под влияния приставов, и приемник правителя Тибета всегда почти назначается по указанию китайского правительства из семейств, преданных ему.
В последнее время, по случаю смерти далай-ламы или, как выражаются буддисты, переселения его в другое тело, китайское правительство прибегло было к хитрости, которая, впрочем, не удалась на этот раз. Видя тесную связь Монголии с Тибетом и религиозную зависимость первой от далай-ламы, и боясь потерять свое со временем влияние на отдаленный Тибет, который, каковы бы ни были судьбы его, легко может увлечь за собой Монголию, оно хотело было уверить простодушных жителей степей, что дух далай-ламы, оставляя прежнее свое жилище, раздвоился и поселился одной своей половиной в Тибете, а другой – в Монголии; а потому им стоит только поискать хорошенько между своими, и они верно найдут его в каком-нибудь монгольском семействе, и таким образом будут иметь своего собственного далай-ламу. Но эта ересь послужила только к ропоту и неудовольствию, и китайское правительство поспешило оставить свою мысль.
Все эти посещения приезжих гостей в Пекин отчасти вознаграждали нас за потерю празднеств, сопровождающих обыкновенно первые дни нового года в Пекине. Едва ли найдется что-нибудь в Европе подобное празднику фонарей в Пекине; разве итальянский карнавал отчасти напомнит его. Бесчисленное множество фонарей разнообразных и формы самой причудливой – то в виде зверей, птиц и змей, то изображающих лодки и целые здания – усеивают улицы, особенно главные из них, покрывают стены домов и лавок и превращают ночь в день. Страшная трескотня фейерверков покрывает шум волнующегося одной общей тесной массой народа: фейерверки повсюду – во дворах, у лавок на площадках, на самих улицах, и часто под ногами вашей лошади и под собственным вашим носом разрывает ракету; но здесь это не почем: здесь и лошади и люди привыкли к этому, обстреляны и закалены в огне – фейерверков!..Здешние фейерверки превосходны: до наступления траура, мы часто потешали и себя и своих гостей великолепными фейерверками, которые здесь очень дешевы.