6) Преступники из чиновников, солдат и простолюдинов, до сего 26 числа находившиеся под судом, прощаются. Исключаются из сего все важные преступники 10 видов преступлений: мятежники и бунтовщики, отцеубийцы и убийцы мужа и господина дома, умышленные и злонамеренные убийцы, отравители, разбойники, дезертиры из военной службы.
7) Все ссыльные, если на месте ссылки прожили спокойно три года, или достигли семидесятилетнего возраста – прощаются и могут возвратиться на родину.
8) Все из придворных рот, подвергшиеся уплате за лихоимство, воровство и недочеты, если не имеют чем уплатить – прощаются и освобождаются от платежа.
9) Равно и дети чиновников, подвергшиеся уплате за родителей по казенным недочетам – освобождаются от платежа.
10) Все офицеры и солдаты, перед походом или по причине какого-нибудь несчастья, сделавшие заем в счет жалованья – освобождаются от вычета.
11) На следующем экзамене на ученые степени прибавить число вакансий: для больших губерний 30, средних 20, малых 10, для маньчжурского и монгольского корпусов 8, для знаменных корпусов по 6, а для китайского 3.
12) Во всех провинциях в казенные училища прибавить воспитанников: в высшие 7, средние 5 и низшие по 3 человека.
13) Нынешний год быть экзамену не в зачет, по милости, кроме очередного.
14) В Высшем Институте ученики и учителя освобождаются от занятий на месяц.
15) Все в областях и уездах, прославившиеся сынопочтением и братской любовью, жалуются шариком 6-го класса; только местное начальство должно со всей справедливостью и беспристрастием ходатайствовать о таких людях.
16) Всем раненым на сражении, престарелым солдатам, кроме обыкновенного жалованья, дать единовременное пособие.
17) Старикам во всех провинциях, видевшим 7 колен родства по прямой линии (вверх и вниз), кроме обыкновенной награды, пожаловать особенную.
18) Так как земледелие есть основание государства, то областные и уездные начальники, для поощрения его, должны наградить особенно прилежных земледельцев.
19) Кроме придворных рот, всем солдатам восьми знамен из маньчжуров, монголов и китайцев, охранного корпуса и артиллерии, пожаловать одномесячное и хлебное жалованье.
20) Солдатам и простолюдинам, достигшим семидесятилетнего возраста, дать одного сына на услужение, освободив его от казенных служб; достигшим восьмидесяти лет пожаловать 9-го класса шарик, достигшим девяноста лет – 8-го класса шарик, достигшим ста лет –7-го, а ста двадцати лет – 6-го класса шарик.
21) Достигшим ста и ста двадцати лет, сверх сего, пожаловать деньги на построение домов.
22) Всех находящихся в благотворительных приютах нищих, бездомных, увечных, чиновники должны, со всей внимательностью и бескорыстием, пропитывать и содержать.
«Я принял правление для того, чтоб милостями взыскать несчастных и все силы мои употребить на доставление мира и спокойствия подвластной мне стране. Вы, князья и высшие и низшие, гражданские и военные чины! со всей верностью и усердием содействуйте и вспомоществуйте мне, дабы бесконечное благоденствие сияло в нашей империи миллионы лет!»
Посмертное имя покойного богдохана – имя, которым он занесен в историю:
Случай привел нас присутствовать при перенесении гроба покойного богдохана в Хайтен, где его тело должно быть выставлено во дворце. Вот как мы попали на эту любопытную церемонию. По обыкновению, в назначенный для церемонии день, с рассветом отправились мы в знакомую нам лавку Сюя, чтоб оттуда смотреть на процессию: но, подойдя к главной улице, мы увидели, что процессия уже далеко тянулась по ней и попасть на противоположную сторону было невозможно; обогнать процессию различными переулками и потом, перейдя главную улицу где-нибудь впереди или назади процессии, достигнуть лавки Сюя, было бесполезно, потому что, судя по расстоянию, мы никак не могли туда попасть вовремя; а потому мы готовы были воротиться, как вдруг остановил нас один из командиров маньчжурских полков, которые стояли непроницаемой стеной вдоль всей улицы, от дворца до городских ворот. Маньчжур был из соседственных к России земель и приехал в Пекин недавно, на трехгодичную службу; он знал наших казаков и бывшего со мной члена миссии, драгомана маньчжурского языка, пригласил нас остаться и примкнуть к его солдатам, а потом потихоньку сказал драгоману, чтоб мы не изъявляли ни удивления, ни любопытства при виде зрелища. Нечего и говорить, что мы были, подобно всем прочим, в глубоком трауре; а траур здесь одинаков для всех – для Хуан-ди, для солдата и для последнего поселянина: это – верхнее платье из толстого, грубого, белого холста, не обрубленное и висящее рубищем по краям, и баранья курма (зимой) шерстью вверх. Нас было только двое; другие отправились ранее, и потому, не боясь быть замеченными в том, мы решились принять приглашение маньчжура.