Порядок церемониала был почти тот же, что и при погребении Тай-хоу; только более роскоши и великолепия, да впереди гроба вели боевого коня богдохана.
Молодой Хуан-ди шел у гроба. Двое из приближенных вели или, правильнее, тащили его на своих плечах: по точному смыслу церемониала, он должен казаться до того удрученным скорбью, что едва в состоянии волочить ноги. Хуан-ди плакал, но плакал не по-нашему. Он выл, подобно наемным плакальщикам, и когда переставал, тогда затягивали уныло его ближайшие родственники, за ними – министры, и таким образом этот вопль переходил от одних к другим до последних рядов, до последнего человека, имевшего право оплакивать смерть своего богдохана, и плач не прекращался во всю дорогу. Грустно было глядеть на двоих младших сыновей покойного Хуан-ди: одному из них, кажется, не было и пяти лет; как ни тихо шла процессия, но он едва мог следовать за ней и совсем повис на руке своего дядьки; а все-таки силился как можно громче кричать, когда доходила до него очередь плакать.
Хуан-ди проходил мимо меня, и я имел возможность рассмотреть его: он среднего роста, не хорош собой: оспа оставила на нем следы; выражение лица, искривленного напряженным и неестественным плачем, было неприятно. Последствия показали, что он далеко не так слаб и прост, как предполагали.
Имя покойного богдохана будет чтимо историей, несмотря на все бедствия, сопутствовавшие его правлению. Он был ума положительного, воли твердой, несокрушимой; строг для других, но еще строже в отношении себя, и исполнял с точностью и до последней минуты жизни возложенные на него небом обязанности. Еще накануне смерти он занимался делами и своей рукой помечал бумаги: вот почему смерть его так неожиданно поразила всех.
Глава XI
В половине марта в Пекине зацвели абрикосы, показалась зелень; в воздухе закружились мотыльки, мухи жужжали и бились на стекле окон, просясь на волю; пригрело солнце; все манило из города, в котором уж начали открывать сточные трубы, распространявшие повсюду грязь и вонь. Нам надо было осмотреть принадлежащие русскому монастырю земли, из которых некоторые находятся на северо-востоке, другие – на юге, верстах в 50-ти от Пекина. Мы решили сначала ехать на первые. С земель я хотел своротить в северные горы, желая соединить приятное с полезным, и прикрыть благовидным предлогом вторую цель своей поездки.