Собрание сочинений. Том 3. Путешествие в Китай в 2-х частях

Нельзя не подивиться трудолюбию китайца: он вечно копается на своей ниве; зато его нива обработана как наша гряда, если не лучше; земля у него не знает отдыха: когда взойдет и подрастет пшеница, в бороздах между ней сеют гречиху, для которой тень не вредна вначале; пшеница поспевает рано, и китаец вырывает ее с корнем, а потом сеет вместо нее, в тот же год, один из скороспелых горохов, который всходит и растет под тенью гречихи; наконец, собирает гречиху и, в заключение, горох. На следующий год тоже, с небольшой разницей, и именно: в той борозде, где он сеял пшеницу, сажает гречиху, и наоборот. Орошение полей не везде введено в Северном Китае.

Китайские поселяне питаются одной пшенной кашей, и пьют чай; вина в деревнях почти не знают, редкие в состоянии наедаться досыта даже кашей; мясо едят только богатые раза два в месяц, и то, какое мясо? Я уж заметил, что здесь всякое животное и какая бы смерть не постигла его, естественная или насильственная, все ценится, продается и съедается людьми.

Поздно вечером мы воротились в кумирню. Оставалось еще осмотреть три наши участка земли; но они были недалеко от Пекина, верстах в 15 ближайший, и мы отложили осмотр их до обратного пути. Горы, синеватой грядой тянувшиеся против нас на севере, так и манили к себе. Мы разделились на две партии, одни отправились по направлению к Пекину, а мы в кумирню Лун-цюань-сы – черного дракона, лежащую уж на скате гор. Из кумирни намеревались мы сделать несколько поездок по окрестностям. Кумирня Лунь-цюань-сы известна была еще португальским миссионерам, которые передали ее в распоряжение русским. Здешний хешен – приятель четырех миссий. Действительно, трудно найти за пекинской долиной место лучше этой кумирни. Чудные горы, которых подошва унизана садами фруктовых деревьев, прекрасный ключ воды, что довольно редко здесь, вид из кумирни с одной стороны на долину, залитую зеленью и золотом различных хлебов, из которых возвышаются купы сосен и можжевельника, прикрывающих кладбища, с другой на горы, нависшие над кумирней; наконец, близость горячих вод и самое гостеприимство хешена к русским, разумеется, не совсем бескорыстное, но китайцы лучше всех других умеют скрыть свои побуждения, одним словом: все это, вместе взятое, было причиной, что русские избирали по-преимуществу эту кумирню местом, куда удалялись от летней духоты и вони Пекина.

Хешен встретил нас у ворот кумирни и представил нам своего духовного сына, которому, как говорил, он передал управление всеми делами, чтоб предаться вполне молитве. Хешен, кажется, рассчитывал на приезд новой миссии, и переделал один из стареньких флигелей, в который с гордостью ввел нас. Действительно, мы нашли тут прекрасное помещение, не слишком, впрочем, избалованное китайским комфортом; только хешен надоедал нам не умолкаемыми хозяйственными распоряжениями и хлопотами, которые показывали, что он еще не совсем предался молитве. Он до того занялся нашим приездом, что позабыл в суетах позвонить в обычное время в колокол, чем обыкновенно давал знать жителям деревни, что в кумирне неусыпно молятся, и нисколько не рассердился, когда наш казак, от нечего делать, принялся звонить вместо него. Надо, впрочем, заметить, что здешние буддийские монастыри давно не имеют того значения, которое многие привыкли придавать этому слову; самые даже большие из них, где, как увидим, монастырский устав очень строг и исполняется со всей точностью, не пользуются особенным уважением в Китае; ламы, хешены и вообще монашествующие разных буддийских сект служат иногда предметом колких замечаний со стороны здешних ученых, а между народом пользуются уважением только тот из них, кто лично заслужил его.

Наш хешен был не без значения в своей деревне, может быть, по богатству, конечно, относительному, и мы, к большому своему неудовольствию, должны были испытать силу его влияния на здешних жителей. Два крестьянина из-за чего-то затевали между собой тяжбу. Тяжба вещь страшная везде, а в Китае и того страшнее. Ссорившиеся решались перед началом такого важного дела прийти посоветоваться с хешеном. Три ночи хешен и духовный его сын увещевали и усовещевали китайцев помириться – три ночи, потому что днем земледелец ни за что не оставит своих работ; а так как китайцы, подобно жидам, не могут рассуждать без крика и шума, то в течение этих ночей мы с трудом, и только утомленные усталостью, могли уснуть, и очень были рады, когда, однажды утром, вошедший к нам хешен объявил с торжеством, что он, наконец, помирил ссорящихся.

Глава XII

Тань-шинские горячие ключи и дворец. – Кладбище императоров минской династии. – Понятия китайцев о бессмертии души.