Обратимся к бомбардированию, которое, не умолкая ночью, с рассветом обыкновенно переходило в один бесконечный гром и гул, прерываемый только частыми взрывами пороховых погребов, артиллерийских ящиков и минных горнов, и станем продолжать кровавую летопись потерь и разрушений.
31-го марта, в десять с половиной часов вечера, неприятель, после страшного артиллерийского огня, атаковал опять ложементы против 5-го бастиона. Наша цепь отступила; по неприятелю открыли с бастиона картечный огонь, и вслед затем два батальона храбрых колыванцев, под начальством своего полкового командира, подполковника Темирязева, кинулись в штыки и далеко отбросили неприятеля. Но французы, упорствуя в занятии ложементов, стоивших им уже таких сильных потерь, послали против двух батальонов весьма слабого состава до пяти тысяч войска. Началась страшная резня. Колыванцы не уступали. Ложементы переходили из рук в руки. Французы, рассчитывая на свой числительный перевес, решились крепко держаться в занятых ими ложементах. Не придавая им большой важности, начальник гарнизона, наконец, велел колыванцам отступить. Храбрые батальоны возвращались уныло, – не потому, чтобы они жалели о ничтожных ямах, которые могли в следующую ночь отнять у неприятеля; но они лишились своего мужественного, любимого солдатами и офицерами полкового командира Темирязева: ему оторвало ногу, и он через несколько часов умер. Кроме его убито и ранено шесть офицеров. Между первыми находился, к сожалению, прапорщик Пржеславский, один из трех храбрых братьев, и 128 нижних чинов.
Не включая потери этого дела в общий итог потери нашей в течение суток с 30-го по 31-е марта, мы лишились убитыми 2 офицеров и 90 нижних чинов, ранеными и контужеными 19 офицеров и 610 нижних чинов.
Чем далее шла бомбардировка, тем более разрушались, несмотря на беспрестанные починки, или ослабевали амбразуры, мерлоны и всякого рода прикрытия; а потому не удивительно, что с каждым почти днем увеличивалось число подбитых орудий, станков и платформ. Но все это немедленно, под убийственным огнем, заменялось новыми или восстанавлялось в прежнем порядке. Минные повреждения исправлялись также скоро. Таким образом, с 30-го по 31-е марта наши взорвали горн, в 21 пуд пороха, в том месте, где был сделан неприятелем камуфлет 26-го марта.
Потеря в людях возрастала с каждым днем. Не было места в городе, где бы можно было укрыть резервы: бомбы, ядра и ракеты поражали повсюду; сами блиндажи не всегда спасали людей от семи пудовых бомб, особенно, если их несколько и быстро одна за другой упадало на одно место, что случалось нередко. На вылазках и при отражении неприятеля люди дрались отчаянно.
Невозможно было переменять гарнизон, за недостатком войска: его только подкрепляли, заменяя убыль новыми войсками. С 31-го марта на 1-е апреля ввели в город ночью Одесский егерский полк. В ту же ночь французы кинулись было на ложементы, находившиеся впереди редута Шварца и в лощине между 4 и 5-м бастионами; но колыванцы и екатеринбуржцы, занимавшие их, отбросили неприятеля в его траншеи и захватили несколько пленных.
Потеря наша этот день состояла из одного офицера и 123 нижних чинов убитыми, 22 офицеров и 1,031 нижних чинов ранеными, контужеными и без вести пропавшими.
Чтобы показать дух гарнизона севастопольского, заметим, что из числа раненых и контуженых осталось добровольно во фронте 15 офицеров и 372 нижних чинов.
Действие нашего артиллерийского огня в этот день было особенно удачно: взорвали пороховой погреб на большой английской батарее. Взрыв этот нанес страшный вред неприятелю: четыре амбразуры были совершенно разметаны, бомбические пушки подбиты. Кроме того, заставили умолкнуть несколько неприятельских батарей на весь остаток дня и часть ночи.
Если сосредоточенный огонь неприятеля по городу и бастионам наносил сильную потерю в людях, то отнятие ложементов, вылазки и атаки уравновешивали потери с обеих сторон. Большая часть наших ложементов обстреливались картечным огнем, таким образом, что, при отступлении наших, неприятель неизбежно попадал под картечные выстрелы, от которых терпел страшно. Вообще эти ложементы, как и все внешние контр-апрошные работы, достигли своей цели, затруднив и замедлив до чрезвычайности неприятельские осадные работы, не говоря уже о том, что они стоили так много людей союзникам.